Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в.

По словам Гегеля, героический характер — это «личность, которая действуя во имя высокой цели, сознательно принимает на себя бремя ее осуществления и целиком отвечает за все последствия своих действий». По Шукшину, то, что Разину не удалось осуществить задуманное до конца, — это не вина его, это непреодолимость объективных общественных условий той конкретной исторической эпохи, в которую им пришлось жить и бороться. «В романе нашла свое законченное выражение та идея, ради которой было задумано все произведение: трагедия Разина — это часть всенародной трагедии…» (с. 367).

Одну из сторон трагедии определил сподвижник главного героя романа Матвей Иванов, по мысли которого беда в самом Разине: «Ты вот собрал их — тридцать — то тыщ — да всех их в один пригожий день и решить. Грех — то какой! <…> А люди — то! Они избенки бросили, ребятишек голодных оставили, жизни свои рады отдать — насулил ты им… Насулил ты им — спасешь от бояр да от дворян, волю дашь — зря? <…> Поднялся волю с народом добывать, а народу — то не веришь…» (с. 294).

В романе Шукшина Разин словно бы и пытается понять мужика, поверить в него, опереться на него в своем выступлении. Но его сомнения глубоки, и их разделяют его сподвижники. Так, в разговоре с Фролом Минаевым, другом детства атамана, Степан спрашивает: «За царя пойдут, а со мной — нет. Чем же им (мужикам. — О. Б.) царь дороже?». И Фрол отвечает: «Он им не дороже <…> а привыкли они так, что ли <…> Ты им непонятно кто, атаман, а там — царь. Они с материнским молоком всосали, что царя надо слушаться. Кто им, когда это им говорили <…> что надо слушаться атамана? Это казаки про то знают, а мужик, он знает — царя <…>» (с. 84). И эти мысли Фрола — словно мысли и сомнения самого Разина, это то, что он сам думает о мужиках, но не хочет или не решается высказать. Однако уже только путь, избранный Разиным в походе на Москву, не по Волге, где могли бы пристать к его войску русские мужики, а по Дону, ближе к казакам, свидетельствовал о недоверии Степана к русскому крестьянству. Кульминационной же точкой, обозначившей степень его неверия в народ, становится эпизод бегства Разина из — под Симбирска, когда знак атамана об отступлении поняли только казаки, когда он собрал только казаков и ушел, спасаясь, с ними, оставив мужиков на расправу царскому войску.

Другая же сторона трагедии — в самом народе, в угнетенных людях: нельзя быть «подневольной» душой и рожать детей, считать себя человеком. Показателен в этой связи еще один диалог Степана с Матвеем. На вопрос Разина «а разобьют нас <…> на чью душу вина ляжет?» Матвей отвечает: «На твою. Только вины — то опять нету — горе будет. А горе да злосчастье нам не впервой. Такое — то горе — не горе, Степан, жить собаками век свой — вот горе — то. И то ишо не горе — прожил бы, да помер — дети наши тоже на собачью жись обрекаются. А у детей свои дети будут — и они тоже. Вот горе — то! Какая ж тут твоя вина? <…>» (с. 140).

Казачий атаман поднимается на «большую войну» не только с боярами, но и с самими угнетенными людьми, поднимается на борьбу за их души: «<…> Так жить больше не дам! Сами захочете — не дам!» (с. 256). И эта грань трагедии разинского восстания аллюзивно ориентирована на нашего современника, созвучна словам Ф. Абрамова о том, что «сегодня пассивность и равнодушие стали национальным бедствием, угрозой существованию страны»[237].

Исторический герой Шукшина мучительно и болезненно ищет ответ на вопрос, поставленный еще в рассказе о разинском восстании: «Что нужно делать?» (рассказ «Стенька Разин»). Медленно и трудно приходит к мысли: «<…> надо дело делать <…>» (с. 241).

И словно звучат гаврилинские «перезвоны»[238] шукшинских произведений. Заканчивается рассказ «Стенька Разин»:

душевная гармония и «спокой» приходят к героям в ночь «до третьих петухов». И тогда невольно вспоминаются заключительные слова героя повести — сказки Ивана — дурака, призывающего в финале: «Нам бы не сидеть, Илья! Не рассиживаться бы нам!». Снова и снова продолжает взывать больная душа шукшинских героев: «Надо дело делать…». И откликается на призыв Ивана — дурака все тот же Стенька Разин: «А пошли на Волгу! Чего сидеть?! Сарынь!».