Ляо, Сандберг и Роуч, поддерживающие инженерию человека, принимают во внимание некоторые опасности, сопряженные с внедрением предлагаемых ими биомедицинских инноваций. Однако прежде всего они говорят о медицинском риске, об опасности для здоровья. Упоминают они (правда, вскользь) и два типа социальной угрозы: вероятность того, что склонные к эмпатии сообщества подвергнутся эксплуатации со стороны тех, кто сам не пройдет модификацию, и неравномерное распределение технологий инженерии человека (из‐за царящего в мире экономического неравенства).
Уже само существование проектов климатической инженерии и инженерии человека указывает на неадекватность сциентистского, восходящего к эпохе Просвещения тезиса, согласно которому в лабораториях мы занимаемся лишь не представляющим никакой проблемы изучением законов природы. Очевидно, мы работаем и над решениями, которые могут необратимо изменить наши практики, касающиеся наиболее фундаментальных вопросов жизни планеты и человека.
Рискну предположить, что риторика обоих проектов под прикрытием мечты о контроле уже причиняет непоправимый вред. Данные концепции отвлекают наше внимание от институциональных, транснациональных решений в поддержку низкоуглеродной политики, осуществить которые все еще возможно. Само продвижение геоинженерии или инженерии человека усугубляет уже описанную склонность недооценивать последствия: мы сосредоточены на текущих проблемах и в то же время умаляем значение будущих опасностей, ведь «не стоит беспокоиться раньше времени». Недооценка последствий — в какой-то мере оправданная с эволюционной точки зрения психологическая тенденция, в силу которой люди переносят потенциальные угрозы для цивилизации в отдаленное будущее, концентрируясь в первую очередь на теперешней пользе[783]
. Мы привыкли интересоваться сиюминутной выгодой, откладывая на потом решения, сопряженные с долгосрочными обязательствами или трудностями. Мы часто признаемся, что нас просто «не хватает» на то, чтобы переживать за будущие поколения[784]. Именно склонность недооценивать последствия мешает принимать эффективные меры, которые привели бы к системной институционализации таких политических решений, как выработка единой глобальной стратегии для решения экологических проблем. Этот механизм превращает любое стратегическое планирование в бесплодную аномалию[785].Как отмечает Флеминг, уже в 1992 году, когда был опубликован упоминавшийся в этой книге доклад Национальной академии наук США, где рассматривались возможности климатической инженерии, публичное обсуждение таких стратегий привело к губительным политическим последствиям, поставив под сомнение целесообразность низкоуглеродной политики[786]
. В дискуссии о необходимости сократить выбросы парниковых газов к геоинженерии в качестве отговорки прибегали такие экономисты, как Уильям Нордхаус[787] или Роберт Алан Фрош, получавший финансирование отИ все же ни геоинженерия, ни инженерия человека не освободят нас от необходимости кропотливой разработки транснациональной низкоуглеродной политики. Зато они могут успешно отвлечь наше внимание от изменения климата. Позволяя «выиграть время», они потакают нашей склонности недооценивать последствия. Мы отодвигаем насущную проблему климатических изменений в неопределенное будущее.
Ляо, Сандберг и Роуч в своей статье признают, что реализация их предложений сократит ресурсы, направляемые на изучение альтернативных путей. Исследования в обеих рассматриваемых здесь областях, несомненно, могут ослабить импульс и политическую волю к принятию мер для декарбонизации мировой экономики.
Технологии гордыни
Как отмечает Хэмилтон, идея климатической инженерии встречает поддержку у консервативных политических сил, включая аналитические центры, насаждающие скептическое отношение к глобальному потеплению[788]
. Исследование, проведенное в 2009 году в Великобритании по поручению Королевского общества, показало, что на тысячу опрошенных 47 процентов считают совершенно нерелевантной такую геоинженерную стратегию, как распыление серы в стратосфере[789]. Общество воспринимает подобные предложения с недоверием.