Читаем Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена полностью

Философ политики Джон Грей в одном из эссе пишет: «Современный мир — огромная, брошенная без присмотра лаборатория, где проводится множество экспериментов одновременно»[776]. Алан Робок, занимающийся изучением атмосферы, четко систематизирует причины, в силу которых климатическая инженерия — плохое решение: 1) уничтожение региональных климатических условий, засухи в Африке и Азии; 2) разрушение озонового слоя; 3) непредсказуемые экологические последствия; 4) резкое потепление при отказе от этих мер; 5) невозможность быстро ликвидировать последствия; 6) еще большее закисление воды в Мировом океане; 7) изменение цвета неба на белый; 8) серьезные препятствия для астрономических наблюдений, проводимых с Земли; 9) снижение шансов на получение солнечной энергии; 10) вероятность ошибки из‐за человеческого фактора; 11) обессмысливание проектов, направленных на снижение выбросов парниковых газов; 12) потенциальные негативные последствия коммерциализации этой технологии; 13) потенциальные негативные последствия ее милитаризации; 14) риск конфликта с действующими международными договорами; 15) проблема контроля над климатической инженерией; 16) проблема морального обоснования для подобного вмешательства; 17) другие непредсказуемые последствия[777].

Климатическая инженерия и инженерия человека сулят контроль и управляемость там, где нас ждет обилие побочных эффектов, предугадать которые трудно[778]. Имеем ли мы право экспериментировать, поставив на кон собственное существование и существование других видов на Земле?[779] Выбрав климатическую инженерию, мы радикально вмешаемся в известный нам процесс медленной адаптации природы к меняющимся условиям.

Тем не менее следует признать, что обе утопии вдохновляют на постановку важных вопросов, касающихся самой сути долгосрочного стратегического планирования и выстраивания будущего по привлекательному для нас сценарию. Получается, что климатическая инженерия таит в себе куда больше непредсказуемых и нежелательных последствий, чем инженерия человека.

Аргументы сторонников как климатической инженерии, так и инженерии человека звучат весьма убедительно, так как они отсылают к надеждам на контроль, заложенным еще в эпоху Просвещения. Сложившаяся тогда же сциентистская позиция предполагает, в частности, что наука дает знания, которые сами по себе безусловное благо[780], а развитие науки приносит исключительно ценные плоды. Сциентизм утверждает, что деятельность экспертов и ученых безупречна с моральной точки зрения, потому что они стремятся к Истине, искореняя вредные предрассудки. Если исходить из допущения, что экспериментальные науки заняты исключительно постижением реальности, их деятельность нельзя оценивать по этическим критериям. Поэтому они не должны подчиняться и никакому политическому регламенту. Подобная точка зрения попросту не принимает в расчет тот факт, что в современных лабораториях мы прежде всего успешно манипулируем отдельными аспектами окружающей среды и разрабатываем различные способы вмешательства в нее, открывая перед человечеством ранее неведомые, поразительные возможности[781].

Следуя логике сциентистского оптимизма, сторонники климатической инженерии предлагают в ответ на антропогенные климатические изменения «еще немного того же самого» — еще более активное вмешательство в окружающую среду или в человеческий организм[782]. Зачастую именно так и происходит: перед лицом ошеломляющих нежелательных последствий научно-технического прогресса мы возлагаем надежды на дальнейший… прогресс. Обозначенная точка зрения, которую называют технологическим императивом, унаследовала от эпохи Просвещения доверие к технонауке. Мы не в состоянии помыслить другие решения или обратиться к тем, которые нам уже известны: технологический императив зиждется на вере в добрые плоды неограниченного научно-технического прогресса. Безусловным благом считается не только наука, но и техника.

Оба проекта — инженерия человека и климатическая инженерия — разрабатываются и обсуждаются в рамках более обширной системы принципов уже упоминавшегося технологического инструментализма как стратегии, касающиеся главным образом природной среды (атмосферы или же человеческого тела и медицины). Инструментализм утверждает, что научные открытия — несомненное благо, поэтому технические новшества по определению полезны для человечества. В итоге упускаются из виду острые социально-политические вопросы, связанные с открытиями. Технологический инструментализм представляет любые достижения технонауки по меньшей мере как нейтральные.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука