Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена

С упомянутыми дисциплинами тесно связана другая область — экологическая социология. Экосоциология как научная дисциплина оформилась в конце 1980‐х годов в результате рефлексии над деятельностью экологических движений. Она изучает наиболее популярные в обществе понятия и взгляды, связанные с окружающей средой, а также практики и позиции экологических активистов, кампании, нацеленные на охрану природы, примеры сотрудничества или конфликтов между разными экологическими организациями и движениями[572].

На необходимость переосмыслить отношения между человеком и окружающей средой в эпоху антропоцена откликнулись и приверженцы постгуманитарных наук[573]. Постгуманитарные, или экогуманитарные, науки — междисциплинарная область теоретических и методологических подходов, разрабатываемых в русле постантропоцентрических тенденций. Представители этой сферы все чаще предлагают свои решения, часто очень несхожие между собой.

На мой взгляд, важнее всего, что критические постантропоцентрические модели, которые возникают в ходе экологизации гуманитарных наук, формируются прежде всего как ответ на опасное самомнение, присущее антропоцентрическим концепциям[574]. Но, возможно, характерный для экологических гуманитарных наук постантропоцентризм лишь отражает потребность в постепенном отказе от антропоцентризма — отказе, который позволит занять более взвешенную позицию? Как мне кажется, скорее речь идет о внутренней реорганизации самих гуманитарных наук в ответ на экзистенциальные и политические проблемы XXI века. Уже упоминавшийся постгуманизм, который отвергает антропоцентризм, тоже весьма неоднороден внутренне. Постгуманистические концепции роднит интенсивная рефлексия на тему возможности преодолеть бинарные оппозиции, раньше считавшиеся бесспорными: «нечеловеческое — человеческое», «природа — общество», «животное — человек», «живое — искусственное», «сознание — машина»[575]. Отчасти постгуманистические модели возникают в ответ на необходимость оценки новых цифровых или биомедицинских технологий, которые испытывают в лабораториях[576]. Имеются в виду технологии, благодаря которым люди смогут вступить в постчеловеческую эру или по крайней мере в переходную трансгуманистическую эпоху. Представители этого течения осмысляют и активно переоценивают такие фигуры, как андроиды, химеры, симбионты, монстры и гибриды[577]. При этом к ценностям, больше всего занимающим постгуманистическую мысль, следует отнести ответственность и осторожность[578].

Решение второе: политика природы

Еще один способ преодоления трудностей для современной экологической мысли — политика природы, концепцию которой сформулировал Бруно Латур[579]. По сравнению с экологизацией гуманитарных наук этот проект носит гораздо более практический характер. Он предполагает серьезный пересмотр политических целей современных экологических движений и собственно экологической политики. Как утверждает французский социолог, в эпоху антропоцена мы должны строить политику на совершенно иных основаниях, нежели до сих пор. Остановимся подробнее на его теории.

Латур в своих работах давно уже подчеркивает, что нам нужны новые категории, модели и метафоры. Еще не выработаны политические стратегии репрезентации насущных общественных вопросов эпохи антропоцена, потому что до сих пор мы не сталкивались с такими серьезными проблемами, как дестабилизация климата, нарушение гомеостаза океанов или необходимость перевести экономику на возобновляемые источники энергии.

Данная модель отрицает традиционное понимание политики или же требует его модификации, для которой надо отказаться от эссенциалистских надежд на определенность, позволяющую принимать политические решения. Цель политической экологии Латура не забота о природе, а забота о стабильном будущем сообщества. В то же время политика антропоцена должна наделить политическим голосом нечеловеческих акторов (например, климат, отдельные экосистемы или виды) и учитывать права следующих поколений (в соответствии с принципом климатической и межпоколенческой справедливости).

По мысли Латура, сейчас уже нет смысла прибегать к природоохранной риторике (нерефлексируемой). Хотя справедливости ради стоит отметить, что внимание экологических активистов никогда не было направлено на абстрактную природу, а скорее на конкретные биотопы, ситуации и проблемы. Главное достоинство политической экологии — в том, что она не выделяет и не возводит в абсолют никакой уровень: с ее точки зрения что угодно, кажущееся незначительным, например пчелы, устье реки или тающий ледник, может оказаться важнейшим политическим приоритетом.