Читаем Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена полностью

И все же в эпоху антропоцена нельзя ставить политические решения в зависимость от надежд на достижение учеными полной уверенности. У нас нет доступа к объективной природе, абсолютной научной истине или общечеловеческому видению высшего блага. Спор, который происходит у нас на глазах, показывает, что патерналистские модели научной точности следует (руководствуясь здравым смыслом) поставить под вопрос как нереалистичные. Как видно из истории скептического отношения к климатическим изменениям, риторика научной определенности послужила обоснованием как статуса экспертов МГЭИК, так и массового насаждения сомнений[654].

Как полагает Латур, мы пребываем в заблуждении, считая, что наука обособлена от политики. Пока мы уверены, что наука просто сообщает объективные, однозначные факты, а политические практики автоматически следуют за экспертными научными знаниями, мы бессильны (как и было до сих пор) против дезинформации и лоббизма, щедро финансируемых энергетической и автомобильной промышленностью.

Наука по природе своей склонна к полемике, сомнениям и переоценкам. Даже когда речь идет о лабораторных исследованиях, мы можем лишь взвешенно, чутко подгонять свои теории под материалы и эмпирические данные, полученные с помощью точно откалиброванных приборов[655]. Только осознание, что наука откликается на политическую обстановку и что климатология не исключение, может дать желанный целительный эффект. Один из создателей акторно-сетевой теории пишет:

Когда встречаешь тех, кто не верит в глобальное потепление и имеет наглость называть МГЭИК «лобби», куда лучше ответить им: «Ну разумеется, это лобби, только ты покажи нам, сколько вас, скептиков, и откуда у вас деньги… в каком мире вы живете, где, благодаря каким ресурсам, сколько намереваетесь еще прожить, каким видите будущее своих детей, какое образование хотели бы им дать, какие ландшафты хотите им оставить»[656].

Из анализа исследований научных споров, которые проводятся специалистами по изучению науки и технологий, следует, что оценка достоверности того или иного факта всегда опирается на выявление институциональных групп профессиональной поддержки в научных кругах (что позволяет, в свою очередь, оценить и надежность экспертов, которые высказываются по поводу исследования). Помимо анонимного рецензирования в специальных журналах и суждений организаций, распределяющих научные гранты, мы никогда ничем не располагали и не будем располагать. Можно считать эти механизмы обязательным условием организованного скептицизма, присущего этосу науки в понимании Роберта Мертона (неважно, насколько американский социолог в своей концепции принимал желаемое за действительное и насколько нормативной она является). Такие механизмы не гарантируют ни Истины, ни Объективности. Желательно, чтобы общество умело распознавать признаки научного профессионализма, а главное — понимало значимость рецензирования. Однако и СМИ, которые в прозрачном демократическом обществе обязаны сигнализировать о конфликтах интересов в науке, должны предоставлять обществу достоверную информацию. Следует осознавать, насколько неоднозначны высказывания исследователей, которые берутся судить о предметах, далеких от их специальности, равно как и тех, чьи предшествующие научные достижения уже подвергались сомнению в научных кругах.

Исследования в сфере науки, авторы которых говорят о социальном конструировании знания, упрекают как политически опасные и безответственные[657]. Но важно помнить, что тезисы о знании как социальном конструкте принимали разные формы[658], а конструктивистскую десакрализацию привилегированного эпистемологического статуса науки часто мотивировали именно беспокойством о публичной ответственности экспертов в обществе риска.

Впрочем, как полагают Гарри М. Коллинз и Роберт Эванс, размышляющие о третьей волне в области исследований науки, необходимо разграничивать разные типы экспертного и непрофессионального знания[659]. У профессионализма есть разные грани: лауреаты Нобелевской премии по физике необязательно должны вызывать доверие как эксперты в климатологии. И все-таки следует еще раз подчеркнуть, что публикации скептиков о глобальном потеплении не проходили процедуру анонимного рецензирования в научных изданиях. Скептики выражали свое мнение в первую очередь в интернете, а не в рецензируемых журналах[660].

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука