Читаем Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена полностью

Отмечу, что Флеминг в книге «Починка неба», о которой я уже говорила и в которой прослеживаются фантазии о влиянии на погоду на протяжении истории человечества, поставил под вопрос именно такой способ мышления. Думаю, стоит добавить: дискурс «удвоенного страха» совершенно игнорирует тот факт, что в настоящее время человечество располагает техническими и практическими возможностями для перехода к низкоуглеродной политике, поэтому совсем необязательно заниматься рискованными экспериментами с распылением серы в стратосфере. Интересно при этом, что риторика климатической инженерии исходит из убежденности, что создатели этого направления находятся в драматических, полных противоречий обстоятельствах: такие люди, как Кит или Калдейра, изображаются героями, избавителями человечества, которое не сможет обойтись без аварийного плана[728].

Во втором из перечисленных дискурсов подчеркивается несостоятельность международной климатической политики. Ее называют «пустой тратой времени». Все равно не получится ввести какие-либо ограничения или перевести мировую экономику на путь развития низкоуглеродной модели. Это фаталистический дискурс, призывающий смириться с нынешней ситуацией. Учитывая цинизм, присущий действиям топливных и автомобильных корпораций и известный в литературе как business as usual, климатическая инженерия — «цена, которую мы вынуждены заплатить», зло, которого нам не избежать[729]. Дискурс бессилия климатической политики наиболее ярко иллюстрирует цинизм риторики антропоцена.

Третий тип дискурса очень близок к уже обсуждавшейся точке зрения, которую в философии техники принято называть «технологическим императивом». Климатическая инженерия — чисто технический «план для аварийной ситуации», «последняя соломинка», «последний шанс в безвыходном положении», «парашют» или «подушка безопасности» для цивилизации и даже «мост» к обществу, свободному от ископаемого топлива. Политические проблемы, сопряженные с внедрением и контролем этой супертехнологии, в таких нарративах не упоминаются[730]. Следует обратить внимание, что конкретно этому типу дискурса свойственна унаследованная от эпохи Просвещения вера в нейтральность научных открытий и технических достижений, которые сами по себе суть несомненное благо с точки зрения человеческого прогресса.

Еще больше тревожит, что, хотя, как подчеркивают критики, окончательная научная проверка методов геоинженерии по определению невозможна[731] и они с высокой вероятностью приведут к непредвиденным последствиям, данный дискурс опровергает эти утверждения, поддерживая оптимистическую уверенность, что речь о безопасном техническом решении, которое необходимо всего лишь доработать. Некоторые даже подчеркивают эстетику проекта управления климатом — в духе своего рода технического романтизма[732].

Последний из выделенных шведскими исследователями типов дискурса строится на доводах «обычного продолжения естественных процессов». В таком контексте технологию распыления серы чаще всего сравнивают с извержением вулкана Пинатубо на Филиппинах в 1991 году. Оно привело к выбросу в стратосферу приблизительно двадцати миллионов тонн диоксида серы (SO2). Так как серные аэрозоли поглощали солнечные лучи, средняя температура на Земле снизилась на 0,5 °C[733]. Приверженцы этого дискурса уверяют, что мы неминуемо перенимаем решения, к которым прибегает сама природа. Все тот же Калдейра даже заявляет, что «природа уже проверила методы геоинженерии»[734]. Риторика «природного» происхождения климатической инженерии делает ее правомерной, скрывая от аудитории тот факт, что перед нами глобальная сверхтехнология, чреватая непредсказуемыми последствиями.

По словам Ансхельма и Ханссона, с течением времени климатическая инженерия изображается в прессе во все более выгодном свете, как чисто техническое и даже квазиестественное решение. Драматический дискурс удвоенного беспокойства ученых постепенно затухает[735]. По мнению социологов, неоднозначный образ геоинженерии в публичной сфере создается за счет сочетания фатализма и пессимизма (сопряженных с осознанием нашей неспособности принять какие-либо серьезные политические меры перед лицом приближающейся катастрофы) с необоснованным оптимизмом в отношении опасных технологий. Причем тот факт, что распыление серы в стратосфере позволит нам «выиграть время» лишь на короткий, призрачный срок, никого не волнует. Авторы проанализированных Ансхельмом и Ханссоном статей не интересовались этой проблемой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука