Эпоха добродетелей. После советской морали

В результате позднесоветское общество постепенно стало преобразовываться в общество без утопий, в котором новые надежды, цели и возможности граждан стали идеологически обосновываться на нижнем ценностном этаже. Идея революции, космополитизм, классовая борьба и преобразование человечества окончательно уступили место разным этикам добродетели в условиях развитого социализма, который закономерно начал впадать в состояние застоя. Очевидно, что расширяющаяся автономия ценностей нижнего этажа привела к укреплению соответствующих теневых сетей и институтов распределения общественных ресурсов. Закономерным следующим шагом стал их вызов высшим идеологическим ценностям и институтам. В результате перестройка как своего рода попытка оживить высшие политические ценности (демократизация, гласность, ускорение, самоуправление) обернулась окончательным поражением советских ценностей от набравших силу несоветских социальных групп, заинтересованных в изменении всего политэкономического порядка и его моральных основ.

ГЛАВА V. НЕФОРМАЛЬНЫЕ ДВИЖЕНИЯ И МОРАЛЬНЫЕ МЕТАМОРФОЗЫ ПОЗДНЕСОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА

Эта глава посвящена явлению, которое, по мнению автора, в гораздо большей степени предваряло перемены, разрушившие советский строй, чем прямо оппонировавшее ему политическое диссидентство. Речь идет о неформальных движениях вроде коммунарского и каравелловского[177], ставивших своей целью воспитание детей и молодежи по канонам, по крайней мере формально не расходившимся с официальной идеологией и моралью. Мы попытаемся показать, что их деятельность привела к иному, незапланированному результату. Обращение к рассмотрению такого рода движений мы считаем релевантным потому, что они были достаточно многочисленны (в них принимали участие десятки тысяч в масштабах СССР) и привлекали в свои ряды общественно и политически активных представителей населения. Таких политически и общественно активных людей, конечно же, было явное меньшинство. Однако в данном случае это неформальное меньшинство с точки зрения идеологии, морали и нравственности практически не отличалось от не обладавшего его активностью большинства. Поэтому деятельность неформалов такого рода являлась отклонением от идеологической и моральной нормы (шире, от нормы «практического разума»), которое, по крайней мере отчасти, показывало, в какую сторону пойдет моральная трансформация большинства в процессе масштабных перемен. Тем не менее мы должны отметить следующее.

Коммунарство и подобные ему феномены возникли не на пустом месте. Так, процессы гуманизации и введение индивидуального подхода в воспитание школьников начались в советской школе уже в 1940-х годах. Школа стала полем, где испытывались (с разной степенью успеха) педагогические проекты, в том числе и оппонирующие исходному «коллективизму» и «сталинизму». Одним из проявлений такого оппонирования (с «контрабандным» протаскиванием в школу ранее осужденной педологии) стало, например, официальное признание неравенства в талантах, что в послевоенном СССР привело к организации разного рода специализированных школ, например математических, музыкальных, художественных.

Как замечает М. Майофис, опубликованные и архивные источники по истории советской педагогики и советского школьного образования «ставят нас перед поразительным фактом: требования индивидуализации и гуманизации образования, которые традиционно ассоциируются с либерализацией советской системы и „оттепелью“, рождаются не после 1956-го и даже не после 1953 года, а во второй половине 1940-х»[178].

Есть основания рассматривать неформальные педагогическо-воспитательные практики этого периода как часть более широкого феномена, который проявлялся, в частности, в широко распространенной вере в педагогику, в моральные преобразования, в реформирование советского строя изнутри, в «технологию», посредством которой можно преобразовать мышление и практику людей едва ли не как угодно. Все это знаменовало собой «рождение в Советском Союзе особой формы деятельности, которую можно назвать альтернативным социальным проектированием. <…> В момент возникновения этой практики ее представители стремились отрефлексировать советские формы социальности и создать и/или показать новые возможности для социального действия. В результате ее развития появились не новые проекты будущего общества, но проекты преобразования человеческой природы, мифы о самоопределении человека в тоталитарном обществе и о медленном преобразовании этого общества. Эти мифы в первую очередь были разработаны в творчестве братьев А. Н. и Б. Н. Стругацких и философа Г. П. Щедровицкого, в меньшей, но все же ощутимой степени они заметны в творчестве философа и педагога Э. В. Ильенкова и теоретика изобретательства и писателя-фантаста Г. С. Альтова (Альтшуллера)»[179].