Беспрерывные празднества камуфлировали неуверенность правительства и напряжённую ситуацию в столице. 17 августа принц Антон сообщал Финчу о попытках поджога Арсенала.[1393]
На следующий день генерал-полицеймейстер Ф. В. Наумов известил Сенат о поимке человека, пытавшегося поджечь Гостиный двор; следствие с многократными пытками установило, что этим занимался не шведский агент, а костромской крестьянин Дмитрий Иванов, чтобы поживиться во время пожара.[1394] По докладам генерал-полицеймейстера, Сенат постановил распределить драгунские команды по районам Петербурга в виде постоянных постов и разъездов.[1395]Непосредственная угроза столице вскоре была ликвидирована. Собравшийся 20 августа «воинский консилиум» действующей армии единодушно решил атаковать противника. В конце августа шведские войска потерпели поражение в Финляндии под Вильманстрандом, но складывать оружие Швеция не собиралась. Российское правительство столкнулось с применением пропагандистского оружия: в октябре посланник в Париже А. Кантемир сообщал о «безстыдных лжах шведских министров», которые напечатаны в «Амстердамской газете», «к которым присовокупляют нарекание на ваше войско, что при взятии города (Вильманстранда. —
Вторгшиеся в русские пределы шведские отряды стали оставлять воззвание «главного командира и генерал-аншефа над войски шведскими» Карла Левенгаупта к русским подданным: «Объявляю с сим всем и каждем от хвалного всероссийского народа: что королевское шведское войско токмо в том намерении в России прибыл, дабы с помощию Божиею как удоволствование о многократных неправедливостях, от чужестранного в прошедших годах царствующего в России министерство Швецию приключенных, так и надлежащая безопасность в пред нашему государству учинённа быть имела, да всероссийской народ свобождён от несносного ига и ярости, с кем вышепомянутая чюжестранная министерия для собственной своей умысле, по долгом уже времяни российских подданных досадна и утесняла, от чего-де многие своему государству доброжелателные российские подданные не токмо лишились своего имения, но и жестоким да россыским образом в конечное разорение и к тому доведены, чтоб и живот им не мил был, а некоторая часть в немилостию и в ссылку послана». Далее генерал извещал о предстоящем освобождении от тирании министров-иностранцев и об избрании законного и справедливого правительства, «дабы хвалный всероссийской народ для собственной своей благополучия и безопасности к освобождению от иностранных тягостного утеснении и безчеловечного мучительство имел свободное и волное избрание законного и справедливого государя».[1396]
«Хульный манифест» вызвал смущение в правящем кругу, задетом выпадами против «чужестранного министерства»; шведское правительство стало распространять этот документ и в других европейских странах вместе с прочими пропагандистскими материалами.[1397]
Воззвание было согласовано с цесаревной Елизаветой Петровной, с которой перед войной шведские дипломаты вели тайные переговоры: в обмен на военную помощь она должна была пересмотреть условия Ништадтского мира.Бороться с «мерзостными и ругательными экспрессиями» было не так просто в условиях непривычной свободы слова. Голландские «газетиры» на всякий случай просили у российской миссии опровержения, а потом печатали вместе и те и другие материалы — к досаде дипломатов, которые ничего не могли поделать с вольными издателями.[1398]
Прусские «ведомости» «разглашали» о мнимых шведских успехах и помещали сообщения, что русский флот якобы заперт в Кронштадте, а «в России во всех местах бунт произошёл».[1399] Правительству пришлось рассылать через дипломатические миссии специальные «приложения», представлявшие шведов «варварами и дикими паганянами», начавшими войну без всяких причин, да ещё вступившими в союз с «наследным врагом христианского имени» — турками.[1400]Кроме того, если Россия не спешила помочь Австрии, то и у правительства Анны Леопольдовны в нужный момент не оказалось союзника. Союзный договор с Англией был подписан 3 (14) апреля 1741 г.; он подтверждал выгодные Англии условия торгового договора 1734 г. и предусматривал взаимную помощь в случае агрессии: отправку российского корпуса в десять тысяч штыков пехоты и две тысячи сабель конницы при угрозе английским владениям на континенте и, соответственно, английской эскадры из 12 кораблей в случае опасности для России на Балтике. Однако «сепаратная» статья договора освобождала английскую корону от оказания помощи, если флот понадобится ей самой для отражения агрессии; в этом случае России была обещана денежная помощь в 100 тысяч фунтов стерлингов.[1401]