Э. Финч летом 1741 г. отмечал: «…многолюдные собрания её тяготят, большую часть времени она проводит в апартаментах своей фаворитки Менгден». Мемуаристы-современники также констатировали, что Анна искала спокойствия и уюта в узком кругу — в апартаментах любимой фрейлины собирались за игрой в карты Финч, маркиз Ботта, саксонский посланник граф Линар и брат фельдмаршала Христиан-Вильгельм Миних. Однако задушевные разговоры оборачивались стремлением дипломатов подключить Россию к разгоравшемуся в Европе конфликту.
Австрийское «наследство» и шведский реванш
Пока в Петербурге праздновали, войска Фридриха II вторглись в австрийскую Силезию и захватили её большую часть. Намечавшееся нарушение баланса сил не могло произойти без участия России, и заинтересованные стороны стремились повлиять на позицию петербургского двора.
Остерман продолжал переговоры с Финчем о союзном договоре с Англией. В это же время в Петербург прибыл адъютант прусского короля и свойственник Миниха Винтерфельт, готовый, по свидетельству Манштейна, «сделать всё возможное, чтобы отвлечь первого министра от венского двора и не щадить ничего для переговоров по этому важному делу», что подтвердил в мемуарах Фридрих II.[1375]
Результатом усилий прусской дипломатии стало заключение 16 декабря 1740 г. союзного договора с Россией о взаимной помощи в случае войны (кроме конфликтов России с Турцией, Крымом и Ираном) и сохранение статус-кво в Курляндии и Польше. В своё время Анна Иоанновна отказалась от подобного договора, не желая давать Пруссии гарантий на владение новоприсоединёнными княжествами Юлих и Берг. Ныне же Россия обязалась не заключать соглашений по этим спорным территориям, противоречащих интересам Пруссии, что в некоторой степени ставило русскую дипломатию в положение защитницы прусских интересов.[1376]
Но главное было не в этом: в момент заключения договора Россия оказалась союзницей обеих воюющих держав, каждая из которых рассчитывала на её поддержку.Манштейн, сочинявший свои мемуары уже на службе у прусского короля, перечислял в них: «Госпожа Миних получила от короля кольцо, украшенное крупным бриллиантом, ценностью в 6 000 рублей. Сын фельдмаршала получил 15 тысяч ефимков (талеров. —
Миних-младший категорично заявлял, что фельдмаршал отказался от предложенных ему денег и «вотчины Биген», а сам он согласился принять их только с согласия Анны Леопольдовны. Однако иностранные дипломаты сомневались в бескорыстии фельдмаршала, а австрийский резидент Гохгольцер даже грозил разрывом дипломатических отношений. Однако подоспевший посол Вены маркиз Ботта решил действовать не кнутом, а пряником: привёз Миниху титул графа, а его сыну — орден Белого орла. Императрица Мария-Терезия обещала первому министру графство Вартенберг на территории Силезии.[1378]
Прусский король, в свою очередь, приказал своему послу сделать всё, чтобы «завоевать фельдмаршала», и для этого отпустил «кредит» в размере 100 тысяч экю. Самому Миниху и его «последующему потомству как по мужской, так и по женской линии» Фридрих II обещал, кроме уже названной «вотчины Биген», то же графство Вартенберг в захваченной его войсками Силезии.[1379]
Конечно, внешнеполитические решения определялись не только честолюбием Миниха. Переговоры о союзе начались ещё в августе 1740 г. при жизни Анны Иоанновны, а Бирон в своё короткое правление дал Кабинету министров письменные полномочия на заключение этого договора, подтверждённые Анной Леопольдовной.[1380]
Договор был небезвыгоден России, поскольку предусматривал совместные действия сторон в Польше по защите «диссидентов» (протестантского и православного населения) и ослаблявших эту страну шляхетских «вольностей» и выборности короля. Заграничное баронское имение Вартенберг фельдмаршал действительно получил с формальной санкции правительницы и Кабинета — 19 января 1741 г. оно было вручено Миниху в «вечнопотомственное владение».[1381] Но, пожалуй, впервые за расположение российского министра шла такая откровенная торговля. Отставка Миниха не облегчила положения, поскольку обозначилась угроза России со стороны Швеции, правящие круги которой при поддержке Пруссии и Франции собирались взять реванш за поражение в Северной войне.