Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Материалы того же рода содержатся и в коллекциях «Кабинетские дела» (Ф. 24) и «Коллекция материалов Военной коллегии» (Ф. 393), переданных в своё время из РГАДА и содержащих в том числе «дела с известным титулом», то есть «арестованную» документацию царствования Ивана Антоновича 1740–1741 гг. (документы Кабинета, гвардейских полков, гарнизонной канцелярии Петербурга).

Нами были изучены также материалы самой Военной коллегии и её подразделений (Ф. 2, 8, 20, 21, 23): протоколы заседаний, судные дела, материалы различных комиссий и служебная документация возглавлявших коллегию должностных лиц, в том числе фельдмаршала Миниха и принца Антона Брауншвейгского. Списки генералов и штаб-офицеров сохранились в коллекциях «Формулярных списков» (Ф. 489) и «Офицерских сказок» (Ф. 490). Новые сведения о царствовании Петра III и событиях 1762 г. удалось найти в документах «походной канцелярии» главнокомандующего П. С. Салтыкова (Ф. 39) и фонде Разумовских (Ф. 53).

Кроме перечисленных выше, мы использовали и отдельные документы из фондов Российского государственного исторического архива, Научно-исторического архива Санкт-Петербургского Института истории РАН и Отдела рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге.

Наконец, четвёртую большую группу источников составили дипломатические материалы — прежде всего донесения иностранных дипломатов и составленные на их основании сочинения. Серийные публикации таких документов в сборниках РИО и других изданиях, к сожалению, далеко не полны (что уже отмечалось историками в XIX в.[214]) и включают в основном реляции дипломатов Англии (за 1728–1746 и 1762–1769 гг.), Франции (за 1719–1732, 1739–1742 и 1762–1765 гг.); частично — Пруссии (за 1725–1730, 1740, 1762 гг.) и Саксонии (1725–1730 гг.).[215]

В «Древней и новой истории» под редакцией С. Н. Шубинского увидели свет депеши прусского посланника А. Мардефельда, повествующие о коротком регентстве Бирона, и донесение очевидца переворота 1762 г. — испанского посла П. де Альмодовара.[216] В «Русской старине» вышли реляции датского дипломата барона Вестфалена, а в сборнике П. И. Бартенева «Осмнадцатый век» — донесения испанского посла герцога де Лириа о событиях 1730 г.[217]

В последнее время появился ряд публикаций такого рода. В комплексном сборнике материалов русских и испанских архивов о связях этих стран вновь были представлены читателю некоторые донесении герцога де Лириа и свидетельство другого испанского посла, маркиза де Альмодовара о перевороте 1762 г.[218] Были изданы также сочинения герцога де Лириа и английского посла Д. Бекингема о дворе Екатерины II.[219] В указанном выше сборнике М. А. Бойцов впервые поместил в переводе на русский язык «Историю низложения и гибели Петра III очевидца событий, датского дипломата Андреаса Шумахера.[220]

Реляции посланников Швеции, Австрии и Голландии (кроме относящихся к 1762 г.[221]) практически не изданы, хотя как раз две последние державы имели стабильные и даже союзнические отношения с Россией, а их дипломаты располагали неплохими связями в Петербурге. Лишь отчасти этот недостаток восполняют выписки из их донесений, приведённые в указанных выше работах А. Г. Брикнера и других авторов. В РГАДА нами обнаружен перевод донесений австрийского резидента в Петербурге за октябрь — декабрь 1740 г.[222] Там же в фонде Русского исторического общества содержатся выписки из донесений саксонских дипломатов при русском дворе (40–60-х гг. XVIII в.), прусского посла Акселя Мардефельда (1745 г.) и обнаруженный нами перевод донесений секретаря австрийского посольства Николая Гохгольцера (Гогенгольца).[223]

Специфика этих источников уже неплохо изучена в научной литературе. Иностранные дипломаты (особенно те кто имел надёжных информаторов при дворе) сообщали порой уникальные сведения, не отраженные ни в каких официальных документах. Но ещё С. М. Соловьёв отмечал, что западноевропейцы нередко преувеличивали уровень российской политической культуры того времени: «Мы должны осторожно обходиться с известиями иностранцев о партиях в России, обыкновенно все шли вразброд, личные и фамильные интересы были на первом плане…»[224]