Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Одновременно Софья устранила заигрывавшего со стрельцами князя И. А. Хованского. «Хованщина» не удалась в том числе и потому, что самоуверенный князь Иван Андреевич не сумел или не догадался поставить во главе приказного аппарата верных людей. Стоило «правителю» в июле на несколько дней покинуть столицу, как его распоряжения перестали исполняться; прекратилась даже выдача денег стрельцам по их искам к полковникам.[269] Кроме мятежных стрельцов, Хованскому не на кого было опереться; в итоге он был казнён по обвинению в измене и «злохитром вымысле на державу их, великих государей, и на их государское здоровье».[270]

После усмирения стрельцов ситуация в «верхах» на несколько лет стабилизировалась, и власть перешла в руки близких к Софье лиц — боярина Василия Васильевича Голицына и начальника Стрелецкого приказа неродовитого Фёдора Леонтьевича Шакловитого. Как «первый министр» и руководитель Посольского и некоторых других приказов князь заключил в 1686 г. «вечный мир» с Речью Посполитой, вступил в коалицию европейских стран для борьбы с Османской империей и возглавил русскую армию в походах на Крым в 1687 и 1689 гг. Военных лавров Голицын не стяжал, но, по сообщениям иностранных дипломатов, разрабатывал планы преобразований, включавшие создание регулярной армии, подушной налоговой системы, ликвидацию государственных монополий и даже отмену крепостного права.[271] В то же время Голицын открывал собой плеяду официальных фаворитов при «дамских персонах»; по-видимому, эта «должность» негативно воспринималась ещё не привыкшими к подобным вещам современниками. К нему пристало прозвище «временщик»; с этим обращением бросился на князя в 1688 г. некий персонаж с ножом.

Однако Голицын не смог создать в правящем кругу надёжных «креатур» и обеспечить стабильность власти. Иностранные послы сообщали о «взаимной ненависти и недоверии» придворных группировок. Реформы армии, привлечение иностранцев, попытка устройства первого университета, латинская гимназия С. Медведева вызвали неудовольствие Церкви: патриарх Иоаким оказывал двору Петра I материальную поддержку; противники Голицына не одобряли покровительства членам ордена иезуитов в Москве и распускали слух о подкупе князя шведами.[272] Безуспешные Крымские походы подорвали авторитет правительства в армии.

Странная конструкция верховной власти (вместе с именами двух царей-соправителей с 1686 г. в царском титуле появилось и имя «государыни царевны» Софьи) неизбежно должна была породить соперничество с двором Петра I. Юного Петра больше занимали «марсовы и нептуновы потехи», но иностранные наблюдатели уже с конца 1682 г. отмечали формирование «партий» вокруг обоих царей. Придворные группировки вели борьбу за назначения на ключевые посты в системе управления.[273]

Весной 1689 г. в России и за границей стал распространяться коронационный портрет Софьи в царском облачении со скипетром.[274] В Москве Шакловитый готовил выступление стрельцов с целью «выборов» правительницы на царство по образцу Собора 1682 г. На этих совещаниях, если верить показаниям стрельцов на следствии, прозвучало предложение «уходить медведицу, царицу Наталью» и самого Петра I: «Чего и ему спускать? За чем стало?»[275] Были планы подложить в сани царю гранату или зарезать его во время пожара. Возражений, судя по тем же материалам, они не встретили; но не заметно и каких-либо решительных действий. По-видимому, стрельцы не доверяли царевне и не желали уничтожать сторонников Петра I без официального приказа. Отдать же такой приказ Софья так и не решилась, тем более что в рядах её приверженцев единства не было.[276]

После провала второго Крымского похода летом 1689 г. противоречия между придворными «партиями» достигли предела. Развязка наступила в ночь на 8 августа 1689 г., когда в Преображенское приехали двое стрельцов, уведомивших Петра I о сборе по тревоге ратных людей в Кремле и на Лубянке «неведомо для чего».[277] Испуганный царь с немногими людьми немедленно ускакал из своей резиденции и укрылся в укреплённом Троице-Сергиевом монастыре. В течение последующих недель в Троицу явились солдатские и стрелецкие полки; на стороне Петра оказались Дума, дворяне и патриарх. Развернулось следствие против Шакловитого и верных Софье стрельцов, которых ей пришлось выдать на расправу.

Сам Пётр, кажется, верил, что его жизни угрожала опасность; он сообщал брату, как Шакловитый и его друзья «умышляли с иными ворами об убивстве над нашим и матери нашей здоровьем и в том по розыску и с пытки винились». Сподвижники Петра Б. И. Куракин и А. А. Матвеев также приводили в своих записках версию о заговоре: «Царевна София Алексеевна, собрав той ночи полки стрелецкие некоторые в Кремль, с которыми хотела послать Щегловитого в Преображенское, дабы оное шато зажечь и царя Петра Алексеевича I и мать его убить, и весь двор побить и себя деклеровать на царство».[278] В дальнейшем такая оценка событий утвердилась в исторической традиции.