Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

А что же Екатерина? Все авторы говорят, что она постоянно находилась рядом с умиравшим. Упомянутый австрийский доклад приводит слухи об отравлении императора супругой; на их достоверности авторы не настаивали, но всё же изображали царицу лицемерной особой: «…сумела сыграть комедию прекрасно, её плачу и вою не было конца, она не отрывала глаз от покойного, целовала его и с воплями падала в глубокий обморок, так что все присутствующие, которым положение дел не совсем известно было, склонялись к состраданию, но другие с трудом удерживались от смеха».[415] Пожалуй, не стоит упрекать Екатерину в лицемерии — они с Петром прожили целую жизнь, в которой было и плохое, и хорошее; их слишком многое связывало, чтобы Екатерина всего лишь «играла комедию» при мучительной смерти мужа. Скорее она вела себя так, как и должна была жена по русским обычаям. И всё же действия государыни не вполне соответствовали образу убитой горем вдовы, которую оторвали от тела мужа и под руки повели царствовать.

Кампредон сообщал: императрица нашла время беседовать с гвардейскими офицерами, «имела предусмотрительность заранее послать в крепость деньги для уплаты жалованья гарнизону, который не получал его уже шестнадцать месяцев, подобно прочим войскам. Гвардии она дала слово заплатить всё, ей следуемое, из собственных денег».[416] О том, что в кабинете царицы были «приготовлены векселя, драгоценные вещи и деньги», писал и Бассевич.[417] Похоже, в критических обстоятельствах Екатерина, по словам рукописной повести о её жизни, написанной в царствование её тёзки Екатерины II, не потеряла «природную оборотистость» и «деятельную хитрость».

Датский посланник Вестфалей назвал даже суммы, полученные в ту ночь участниками возведения императрицы на престол: генералу Бутурлину якобы досталось 10 тысяч червонцев, майорам гвардии — по пять тысяч, а рядовым — по 25 рублей. Гохгольцер оценивал расходы на мероприятие в 50 тысяч талеров.[418] По-видимому, дипломаты всё же завысили стоимость воцарения Екатерины. 27 января Сенат распорядился выдать гвардии 50 тысяч рублей из касс разных ведомств. По этому указу штатс-комиссары К. Принценстерн и И. Мякинин должны были выплатить гвардейским полкам почти 17 тысяч рублей. В день воцарения эти чиновники как раз собирали необходимую сумму, но сделать это вовремя, по-видимому, не смогли.[419]

В тот же день из Кабинета Екатерины вышел другой указ за подписью кабинет-секретаря Макарова о немедленном получении на гвардию 20 тысяч рублей из Санкт-Петербургского «комиссарства соляного правления», они-то и были выданы на руки семёновскому майору А. И. Ушакову; ещё три тысячи рублей были получены 1 февраля сержантом Преображенского полка Сильвестром Безобразовым.[420] После воцарения Екатерины недостающие средства быстро нашлись: уже 30 января гвардейские полки получили 50 тысяч рублей — впрочем, являвшиеся не наградой, а задержанным за майскую и сентябрьскую треть 1724 г. жалованьем.[421]

К моменту смерти Петра I в Кабинете имелись в наличии 36 123 рублей и 5 873 талера, а также «портреты с алмазы», «перстни его величества», монеты иностранной чеканки и золотые медали; но Екатерина повелела выдать указанные выше 23 тысячи «заимно», то есть с последующим возвратом из общегосударственной казны. Ещё 7 414 рублей к 10 февраля были издержаны «на некоторые чрезвычайные расходы» — какие именно, неизвестно.[422]

В марте из Кабинета императрицы последовали «нужные и тайные дачи»: генералу И. И. Бутурлину — 1 500 рублей, майорам А. И. Ушакову и С. А. Салтыкову — по три тысячи рублей; по другому указу тому же Салтыкову и майору И. И. Дмитриеву-Мамонову выдали ещё по тысяче рублей.[423] 9 апреля о награде попросили 27 солдат-преображенцев во главе с сержантом Петром Ханыковым за то, что стояли «на карауле у императорского величества бессменно генваря с 14 по 29 число». За труды сержант получил 50 рублей, капрал — 40, а рядовые — по 25.[424] Тогда же графу Бассевичу было тайно выдано из фондов Коллегии иностранных дел три тысячи рублей.[425] Получается, что воцарение Екатерины обошлось кабинетской казне примерно в 30 тысяч рублей — сумму относительно небольшую, особенно если сравнивать со «стоимостью» последующих переворотов. 26 февраля Екатерина распорядилась пополнить свою похудевшую личную казну — доставить в Кабинет из Малороссийской коллегии 50 тысяч рублей «на ямских подводах».[426]

Соединённые усилия принесли результат. К четырём часам утра (по Кампредону) «кн[язь] Репнин, завидующий сильному влиянию дома Голицыных, заявил, что он соглашается с мнением Толстого и признаёт справедливым признать царицу самодержавной государыней». За ним последовал Г. И. Головкин. По сведениям дипломатов, старый канцлер призывал «решение предоставить народу» или подтвердить сделанный выбор «голосованием всех сословий».[427]