Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

В этих речах, даже если они изложены Кампредоном не с протокольной точностью, верно показан принцип подхода к власти противников и сторонников воцарения Екатерины. Едва ли опытные дельцы Меншиков и Толстой обманывались насчёт наличия «требуемых качеств» у Екатерины. Но для них личность самодержца была выше любого закона, пусть даже провозглашённые достоинства императрицы и не соответствовали реальности. Их противники отстаивали преимущество законных учреждений и традиций над «силой персон». Но опытный дипломат Толстой использовал слабые места оппонентов: указал на отсутствие каких-либо законов, устанавливавших возраст совершеннолетия государя, вследствие чего «большинство невежественного народа непременно возьмут его (Петра II. — И.К.) сторону», отчего последуют «заговоры и мятежи».

Пока Толстой во дворце «агитировал» собравшихся персон первых рангов, Меншиков и командующий обоими полками гвардии генерал И. И. Бутурлин действовали иными средствами. Надо полагать, что не без их ведома в дворцовых покоях появились гвардейские офицеры. Если верить Бассевичу, «политичные» аргументы не помогли, и тогда под окнами дворца раздался грохот барабанов, после чего прозвучал известный из мемуаров Бассевича диалог: «Что это значит? — вскричал князь Репнин. — Кто осмелится давать подобные приказания помимо меня? Разве я больше не главный начальник полков? — Это приказано мною, без всякого, впрочем, притязания на ваши права, — гордо отвечал генерал Бутурлин, — я имел на то повеление императрицы, моей всемилостивейшей государыни, которой всякий верноподданный обязан повиноваться и будет повиноваться, не исключая и вас».[405]

Однако близкие ко двору и целенаправленно собиравшие сведения современники не заметили ночного марша к дворцу поднятых по тревоге полков. Кампредон сообщал об увеличении караула и, как уже говорилось, о появлении во дворце только офицеров; об угрозах с их стороны упоминал в донесении и Гохгольцер. Голландский дипломат вообще указал, что признание Екатерины императрицей «произошло совершенно мирно, без смут и затруднений».[406] Ему вторил голштинский камер-юнкер Берхгольц: «Всё обошлось мирно и тихо, что прежде, как хорошо известно из истории прошедших времён, здесь редко случалось при кончине государей». Казалось бы, слуга герцога должен был подтвердить рассказ своего земляка Бассевича; но он лишь отметил, что возле дворца «поставлены были две гвардейские роты с ружьями, а на всех прочих местах размещены крепкие караулы».[407] Надо полагать, усилением караула дело и ограничилось; судя по записи в журнале приказов по полку от 28 января, он представлял собой сводный отряд из всех рот примерно в две сотни человек.[408]

В то время гвардейцы ещё не имели казарм, и нужно было приложить усилия, чтобы собрать рассеянных по квартирам солдат и офицеров и организованно вывести полки к дворцу. Однако тот же журнал приказов не содержит распоряжений о сборе полка, хотя дежурным майором являлся в те дни участвовавший в ночных спорах А. И. Ушаков. Единственный приказ от 27 января предписывал офицерам объявить в ротах, что государь «недомогает», чтобы они «как возможно Господу Богу о здравии его молились».[409] Можно предположить, что в суматохе формальности могли не соблюдаться. Но полковые документы для внутреннего употребления всё же должны были сохранить хоть какие-то распоряжения командиров, тем более что пропусков и подчисток в журнале нет, а ниже сразу следует изложение утреннего приказа от 28 января о принесении присяги Екатерине и выставлении караулов, в том числе «к телу императорского величества».

Январское противостояние ещё не было типичным дворцовым переворотом. Спустя полтора десятка лет гвардейцы уже сами будут устранять неугодных правителей и утверждать у власти новых; но в ночь на 28 января 1725 г. они, по-видимому, оставались на квартирах. Однако позднее привыкшие к «дворским бурям» современники всё описывали уже иначе. Сочинявший свои мемуары в 60-х гг. XVIII в. фельдмаршал Миних, явно под воздействием опыта позднейших «революций» писал, что Меншиков с гвардейцами отправился «прямо в императорский дворец, выломал дверь в залы, где заседали сенаторы и генералы, и объявил Екатерину… императрицей».[410] На самом деле во дворце продолжались споры. Здесь и пригодились офицеры — об их выступлении в пользу Екатерины сообщают донесения дипломатов и записки Ф. Вильбуа:

«Во время совещания некоторые гвардейские офицеры, в сильном волнении, кричали, что если совет будет против императрицы, то они размозжат головы всем старым боярам»

(Кампредон).