Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Терпение Екатерины лопнуло — 27 апреля она повелела арестовать и допросить Феодосия. Им занялось следствие во главе с П. А. Толстым и Г. Д. Юсуповым, быстро нашедшее обвинительный материал. Сами архиереи во главе с Феофаном Прокоповичем донесли о «злохулительных словах» коллеги, объяснившего отказ служить панихиду по императору тем, что «духовные пастыри весьма порабощены». Кроме того, архиепископ был обвинён в хищениях из сокровищниц новгородских монастырей: он забирал иконы из церквей, обдирал с них оклады и переплавлял в слитки; отбирал древнюю церковную серебряную утварь, колокола, прочее имущество и употреблял на свои домашние нужды; преступлением стала даже неявка «к столу» императрицы. Суд оказался скорым: уже 11 мая первое лицо церковной иерархии было приговорено к смерти «за некоторый злой умысел на Российское государство». Екатерина заменила казнь «неисходным» заточением в Николо-Корельском монастыре в устье Северной Двины.[474]

Владыку замуровали в камере и не оставляли с ним наедине даже священника — при исповеди (с непременно запертой дверью камеры!) надлежало присутствовать самому губернатору И. П. Измайлову. В дополнение к имеющейся охране к арестанту приставили шестерых солдат архангельского гарнизона. В Петербурге боялись, что заключённый может сказать исповедующему нечто «государству вредительное» и «противное» её императорскому величеству.[475]

Особо строгие условия заточения заставляют исследователей предполагать, что Феодосий обладал какими-то неприятными для государыни и её окружения секретами. К тому же правительство было озабочено заграничной реакцией на это событие, а потому предписало послу в Гааге И. Г. Головкину объяснять арест архиепископа его «церковными преступлениями» и немедленно «опровергать и уничтожать» любые иные толкования в прессе.[476] Однако возможно и более простое объяснение: строптивый владыка слишком многих восстановил против себя и оказался удобным «козлом отпущения» при недовольстве непопулярными преобразованиями в церковной сфере.[477]

Заточение в тёмной и сырой камере обрекло «чернца Федоса» на скорую смерть. Донесения о его слабости заставили государыню смягчиться: 1 февраля 1726 г. она разрешила кормить заключённого так же, как братию, — но было поздно. Монастырские власти встревожились: «Федос по многому клику для подания пищи ответу не даёт и пищи не принимает». 5 февраля по приказу губернатора вскрыли келью, в которой обнаружили мёртвого узника. Из Тайной канцелярии пришёл указ похоронить в тело монастыре.[478] Покойника зарыли при больничной церкви. Затем было велено доставить тело в столицу, но по дороге пришло ещё одно указание: погрести бывшего архиерея в Кирилло-Белозерском монастыре.

«Демонстрации» Ягужинского и Феодосия показали: после железной руки Петра его сподвижники не очень склонны признавать авторитет царицы. Феодосий был уверен, что Екатерина «будет трусить», и предсказывал дальнейшие «междуусобия». В этих предположениях он был не одинок; 17 февраля (10 марта) 1725 г. Кампредон отмечал, что единства среди министров нет и все их усилия направлены «к приобретению наибольшего влияния в ущерб друг другу».[479]

Верховный тайный совет: первые шаги

В созданной Петром I модели власти объём полномочий монарха оказался слишком велик — не только для бывшей «портомои», но и для любого человека, не обладавшего талантами и работоспособностью первого императора. В таких условиях основной задачей правящей верхушки стала необходимость хотя бы относительной консолидации для решения важнейших проблем при слабой и болезненной императрице. Политическим отражением подобной ситуации стало появление в феврале 1726 г. Верховного тайного совета «как для внешних, так и для внутренних государственных важных дел». В числе инициаторов этого проекта современники называли разных лиц — Меншикова, Толстого, Шафирова, Остермана, Бассевича, что только подтверждает осознанную потребность в таком объединяющем центре.

Начиная с мая 1725 г. иностранные дипломаты не раз перечисляли кандидатуры в состав предполагаемого «тайного совета», в том числе Меншикова, Шафирова, Толстого, Макарова, В. Л. Долгорукова, герцога Голштинского.[480] О переговорах заинтересованных лиц говорят и «поденные» записки Меншикова. В итоге в состав нового учреждения вошли сторонники Екатерины на «выборах» в ночь на 28 января 1725 г. А. Д. Меншиков, П. А. Толстой, Ф. М. Апраксин; к ним добавились номинальный (Г. И. Головкин) и фактический (А. И. Остерман) руководители внешней политики империи и представитель «оппозиции» — князь Д. М. Голицын.