Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Исключительное положение светлейшего князя отмечали все наблюдатели. «Он завёл такие порядки в гражданском и военном ведомствах и начал уже приводить их в исполнение, которые сделали бы его действительным правителем, а царице оставили одно только имя. Это дошло, наконец, до того, что он овладел всеми делами, касающимися высочайших помилований, и отправлял по денежным и другим важным делам в коллегии приказы, лишь им самим подписанные», — докладывал в августе 1726 г. прусский посол Мардефельд; почти в тех же выражениях информировали свои правительства другие дипломаты.[495]

В октябре 1726 г. Меншиков не допустил проведения ревизии в его ведомстве, на которой настаивали герцог и Толстой. В марте 1727 г. в Верховном тайном совете слушались неприятные для светлейшего князя дела, но были решены в его пользу. Генерал-фискал полковник Мякинин наложил штраф в 27 486 рублей за неуплату податей с личного владения Александра Даниловича — городка Раненбург. 20 марта «допущенные» на заседание Совета сенаторы Ю. Нелединский и Ф. Наумов объявили, что того «имать не надлежит», и предложили отдать Мякинина под военный суд (это будет сделано после смерти Екатерины).[496]

Меншиков мог себе позволить, например, «употребить в расход» по Военной коллегии деньги Адмиралтейства; они были возвращены — но не из коллегии, а из Штатс-конторы. Он же в январе 1727 г. провёл через Совет решение о выпуске легковесных медных пятаков на два миллиона рублей и подал предложение изготавливать гривенники из сплава «новой инвенции». Новые монеты из серебра с добавлением мышьяка выглядели почти как прежние, но через некоторое время разлагались; и всё же таких гривенников произвели общим номиналом 40 тысяч рублей. Члены Берг-коллегии потом признавались, что так и «не осмелились» подать в Совет соответствующее доношение. Меншиков задумал изъять из обращения все деньги, выпущенные с 1702 года, и обменять их на новые, получив за счёт изменения пробы тридцатипроцентную прибыль.[497]

«Царица боится Меншикова», — так характеризовал расстановку сил при петербургском дворе посол Рабутин в письме председателю австрийского придворного военного совета (Гофкригсрата), знаменитому полководцу Евгению Савойскому. Но всесильным Меншиков всё же не был: инициированный им вопрос о восстановлении гетманства на Украине так и не получил одобрения в Верховном тайном совете.[498]

Первые шаги новой власти были направлены на смягчение напряжённого положения в стране. В марте 1725 г. было приказано вернуть в полки занятых ревизией результатов переписи офицеров, оставив для завершения работы по два человека на провинцию. Отменялись предписанная петровскими указами конфискация имений за утайку душ, а затем и штраф с дворян, уже подвергшихся за это пытке на следствии. Основной же массы подданных касались, помимо четырёхкопеечной сбавки с подушной подати, отмена штрафов за нехождение на исповедь и освобождение от повинности строить полковые дворы (при условии прежнего размещения войск на постой); губернаторам и воеводам запрещалось бесплатно брать подводы с крестьян для своих поездок. В феврале 1726 г. казённым сибирским крестьянам разрешили уплачивать 40-копеечный сбор не деньгами, а хлебом.[499]

Инструкция генерал-фискалу приводила в порядок структуру фискального надзора и преследования за взятки и «кражи казны»; одновременно сенатский указ от 28 июня 1725 г. предписал начатые до 1721 г. «дела по фискальским и доносителевым доношениям отставить».[500] Государыня объявила о решении восстановить упразднённый в 1722 г. орган государственного контроля — Ревизион-коллегию и дала позволение ещё три года возить товары по Волге на «староманерных судах».[501] Далее дело «полегчения» не пошло: Екатерина сначала была занята свадьбой дочери, затем старалась помочь зятю, что едва не привело к войне с Данией.

Перемены на российском престоле вызвали оживлённую реакцию за границей. Российский посол в Вене Людвик Ланчинский докладывал о появлении в газетах «продерзостных ведомостей» и «злостных толкований» об обстоятельствах вступления Екатерины на престол.[502] С этого времени подобные «толкования» стали постоянной головной болью российского правительства и сопровождались предписанием Коллегии иностранных дел об их опровержении, поиске и преследовании их авторов.