Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Не было единства и в российской верхушке. Меншиков поначалу не возражал против планов отобрать у Дании Шлезвиг и заявлял о готовности отправиться в поход во главе пятидесятитысячной армии.[514] Однако уже в марте 1726 г. Кампредон отмечал начавшиеся ссоры князя и герцога. Когда же эта авантюра серьёзно повредила престижу России, Меншиков выступил против дальнейшей поддержки голштинцев.[515]

«Голштинский кризис» способствовал усилению позиций Меншикова, который попытался летом 1726 г. стать коронованной особой, хотя бы и в маленьком Курляндском герцогстве, вассальном владении Польско-Литовского государства. Меншиков прибыл в Курляндию и потребовал отменить решение о выборе герцогом неугодного Петербургу кандидата Морица Саксонского (внебрачного сына польского короля) и утвердить его самого как наиболее подходящую кандидатуру. После отказа представителей ландтага созывать депутатов разгневанный князь запросил у императрицы разрешение «ввести в Курляндию полков три или четыре» для успешного завершения дела. Новый международный конфликт не входил в намерения русского правительства, и Екатерина приказала князю немедленно возвращаться в Петербург.[516]

По даным австрийского посла Рабутина, против него объединились почти все члены императорского дома: герцог, дочери Екатерины и племянницы Петра I — вдовая курляндская герцогиня Анна и её сестра, мекленбургская герцогиня Екатерина.[517] «Журнал» Меншикова сообщает, что 21 июля, тотчас по приезде, князь, не заходя домой, отправился во дворец, где имел четырёхчасовую беседу с императрицей.[518] По сведениям Рабутина, светлейший князь посетил и герцога Карла-Фридриха. Возможно, эти экстренные визиты и спасли Меншикова. Тем не менее был он вынужден подать в Верховный тайный совет «репорт» с оправданием своих действий и почти целый месяц (до 19 августа) не показывался на заседаниях. В итоге императрица повелела «всё то дело уничтожить и не следовать», хотя на заседании Совета 6 августа «изволила рассуждать, сколь несостоятельно светлейшего князя желание о бытии герцогом курляндским, яко подданного ея величества, до чего, конечно, ни король, ни поляки допустить не могут», и не велела при польском дворе упоминать о его кандидатуре.[519]

Долго служивший в России полковник Христиан-Герман фон Манштейн утверждал, что был отдан приказ об аресте Меншикова и только заступничество герцога и Бассевича спасло карьеру князя от крушения. Эта версия отражена в литературе, но документальных подтверждений её до сих пор не обнаружено. Однако по возвращении князя в столицу именной указ императрицы от 28 июля 1726 г. повелевал у Меншикова и помогавшего ему В. Л. Долгорукова «взять на письме репорты на указы наши и освидетельствовать, что, будучи в Курляндии, всё ли так они чинили, как те наши указы повелевали».[520] Явно против Меншикова был направлен и указ от 4 августа 1726 г., устанавливавший правомочность принимаемых Советом решений лишь при условии подписания всеми его членами.

Голштинские амбиции Екатерины I показали, что она не освоилась с ролью главы великой державы, выдвинув на первый план узкодинастические интересы; опасной оказалась и курляндская авантюра Меншикова. Однако в 1725–1726 гг. подобные попытки всё же оказались блокированными и не привели к серьезным провалам. Российская дипломатическая служба сумела удержаться на должной высоте, о чём свидетельствуют поиски оптимального союзника в условиях сложившихся в 1724–1725 гг. в европейской политике двух лагерей (Ганноверский союз Англии, Франции и Пруссии против Венского союза Австрии и Испании).

Для России главной задачей будущего союза являлось получение международных гарантий сохранения владений в Прибалтике и содействие российской политике по отношению к Польше и Турции, в то время как Османская империя была стратегическим партнёром Франции в борьбе с другой великой европейской державой — империей Габсбургов. Последняя же не только поддерживала кандидатуру Петра II, но и отказалась в марте 1725 г. принять грамоту с императорским титулом Екатерины.[521]

Переговоры велись с Австрией и Францией параллельно.[522] В октябре 1725 г. Б. И. Куракин констатировал: французская сторона отказалась не только предоставить помощь против Турции и «эквивалентное» возмещение голштинскому герцогу за Шлезвиг, но даже гарантировать присоединение Украины, однако по-прежнему настаивала на российских гарантиях договоров Франции с другими европейскими странами.[523] Иных предложений не последовало. Кампредон уже в июле 1725 г. предупреждал: если Франция упустит возможность сделать Россию союзницей, то Екатерина «кончит союзом с императором», а в октябре признал: австрийцы «одни только могут помочь ей (России. — И.К.) и в самом деле выполнить то, что с другой стороны обещается»,[524] — и оказался прав.