Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Нетрудно убедиться, что этот раздел представленных записок является самым бедным по наличию сколько-нибудь продуктивных идей улучшения финансового положения страны и к тому же демонстрирует явные противоречия в рядах их авторов. Но всё же появление перечисленных мнений показывает: сподвижники Петра понимали, что проблемы назрели, и пытались их решить. При этом едва ли можно разделить участников дискуссии на сторонников и противников петровских реформ — все они стояли за «поправление», но отнюдь не принципиальную ломку установленных первым императором порядков. Однако их предложения делались «на глазок», не были основаны на каких-либо расчётах. Только несколько более опытный в финансовых вопросах Голицын предложил сравнить тяжесть подушной системы с прежней подворной и тогда уже решать вопрос. Но для этого надо было точно представлять себе реальные доходы и расходы, что для министров Екатерины являлось непосильной задачей.

По данным П. Н. Милюкова, недоимка за 1724 г. составила 30 %; при этом, по расчетам М. М. Богословского, недобор основного прямого налога — подушной подати — достигал 33 %, а косвенных налогов — 26 %.[530] Сбор подушных денег в 1725 г. был, вероятно, более успешным: к концу 1726 г. «план» в 3 780 тыс. рублей был выполнен на 91,4 %, недобор подушной подати, по современным подсчетам, составил в 374 168 рублей. Видимо, этот показатель можно считать «нормальным» результатом при сборе подушных денег, поскольку сопоставимые данные за 50-е гг. XVIII в. показывают размер недоимок в 7–14 % в год.[531]

Однако итоговая ведомость Военной коллегии определяет общий недобор подушной суммы за 1725 г. в 327 700 рублей, или 13 %: это разница между требовавшимися на нужды самой коллегии 2 509 419 рублями и реально полученными 2 181 719 рублями. В то же время коллегия определяет как собственно недоимку только 74 517 рублей,[532] что не соответствует приведенным выше данным, но зато близко к сумме в 94 297 рублей, указанной в сочинении обер-секретаря Сената И. К. Кирилова «Цветущее состояние Всероссийского государства».[533] По подведенным же в 1729 г. итогам работы комиссии о подати окончательная сумма недоимок за тот же 1725 г. составила 150 780 рублей.[534]

Разнобой в документах можно объяснить изменением суммы недобора по мере поступления «доимки» в последующие годы, пока не оставались уже безнадежно «пропавшие» суммы. Если это так, то подобное обстоятельство необходимо учитывать при использовании финансовых документов эпохи, тем более что и в них самих, и в основанных на них данных научной литературы можно обнаружить расхождения в оценках.

Вопрос о размере ставок и объёме недоимок связан с более серьёзной проблемой «стоимости» петровских преобразований. В начале XX века будущий политик, а тогда ещё профессиональный историк П. Н. Милюков в докторской диссертации делал однозначный вывод: «Утроение податных тягостей… и одновременная убыль населения по крайней мере на 20 % — это такие факты, которые, сами по себе, доказывают выставленное положение красноречивее всяких деталей. Ценой разорения страны Россия возведена была в ранг европейской державы».[535] Подсчёты современного автора С. А. Нефёдова демонстрируют ещё более катастрофическую картину: «…по сравнению с допетровским временем налоги (подушная подать и соляная пошлина. — И.К.) возросли в пять раз».[536]

Однако «факты» — скорее, выводы — во многом зависели от исходных данных и методики их изучения. Современные демографические исследования показали, что в петровское царствование имела место не убыль, а прирост податного населения, хотя война и оказала на него негативное влияние.[537] Не так давно Е. В. Анисимов пересмотрел принятую в литературе оценку налоговой реформы как крайне тяжёлой для населения. По его расчётам, увеличение налогообложения на душу по сравнению с предшествовавшей подворной системой составило 16 процентов, а с учётом 40-копеечного сбора для государственных крестьян — 28 %. В таком случае «министры» Екатерины I, критикуя петровскую налоговую политику, сгущали краски с целью укрепления «своего не очень прочного положения у власти».[538] При этом автор исходил из того, что покупательная способность рубля за это время упала в два раза. Современные данные о хлебных ценах такого падения не подтверждают; но даже в этом случае получается, что в среднем на мужскую душу прямые налоги выросли примерно на 50 % — что, конечно, много, но не катастрофично.[539] Примерно так же (в 40 % на душу) оценивают увеличение налогообложения авторы обобщающего труда по истории российского крестьянства.[540]