Эпоха крестовых походов и ее герои

В порядке двинулась эскадра к земле Господней, несчастной земле. Она прошла Фару и вышла в открытое море на путь к Акре. Скоро мы нагнали наши дромоны, но ветер внезапно упал, так что король думал было вернуться. Волей-неволей пришлось нам провести ночь между Калабрией и Монжибелем. В Страстной четверг Тот, Кто отнял ветер, Кто может все дать и все взять, вернул его нам на весь следующий день. Он был, однако, слишком слаб, и флот вынужден был остановиться. В день поклонения кресту противный ветер бросил нас к Виарии. Море взволновалось до дна; ветер покрывал его огромными, крутыми валами, и мы все время сбивались с пути. Мы были полны страха и болезненных ощущений в голове, в сердце и во рту. Но все это мы переносили охотно, ради того, Кто в этот самый день удостоил принять страсть для нашего искупления. Буря была сильна и метала нас, пока не спустилась ночь. Тогда повеял ветер мирный, ласковый и попутный...

Король Ричард, чье сердце всегда открыто к доброму, установил такой знак. Он указал, чтобы на его судне по ночам зажигали в фонаре большую свечу, которая бросала бы очень яркий свет на море. Он горел всю ночь, освещая путь другим. И так как с королем были искусные моряки, хорошо знающие свое ремесло, то все суда держались по светочу короля и не теряли друг друга из виду. Если же флот отставал, он великодушно поджидал его. И вел он эту гордую эскадру, как наседка ведет своих цыплят. Так проявлялись его доблесть и его великодушная природа. И всю ночь без печали и без забот плыли мы вперед».

В течение трех дней флот шел на всех парусах с королевским судном во главе.

«В среду же мы увидим Крит. Попутный ветер дул с силой, и, точно ласточка, летело судно, мачты которого гнулись... Видно, Бог сам испытывал удовольствие от предприятия Своих слуг. Быстро шли мы до темной ночи, чтобы утром войти в бухту, где спустили паруса и отдыхали до воскресенья».

К утру флот достиг Родоса. Только три дня пути отделяли его от Кипра, откуда в полтора-два дня можно было добраться до Акры, где уже с 20 апреля действовал Филипп, строя боевые машины.

Он естественно занял положение главы латинской армии с момента, когда пришла весть о гибели Фридриха Барбароссы в Малой Азии и рассеянии значительной части немецкой армии. Здесь, в лагере Акры, с его согласия принято было решение отстранить от иерусалимского престола короля Ги, который «сам его утратил» в проигранной битве при Хаттине и который уже во время осады Акры потерял жену Сибиллу и тем самым близкую связь со старой иерусалимской династией. Совет баронов отдал право на этот престол Конраду Монферратскому, сумевшему после Хаттина нанести поражение Саладину и своей энергией и ловкостью заполучить доверие защитников Палестины. Ту физическую связь с династией, которой ему не хватало, он с большой быстротой наладил, разведя младшую иерусалимскую принцессу Изабеллу с ее нелюбимым мужем Онфруа Торонским и обвенчавшись с нею «с благословения епископа Бове, хотя он имел уже трех жен: одну — в своей земле, другую — с собою и третью — в запасе». Обосновавшись в Тире и поставив от себя в зависимость снабжение крестоносной армии, Конрад очень искусно подготовлял свое воцарение. Заранее, однако, можно было предвидеть, что эта комбинация, устранявшая от престола Ги Лузиньянского, который вдобавок был родственником Ричарда, не получит одобрения английского короля.

Штурма города решено было не начинать до прибытия Ричарда, которого с нетерпением ждали осаждавшие, но которое замедлилось еще на месяц. Этот месяц — с 5 мая до 5 июня 1191 года — Ричард провел на Кипре, поставив целью подчинить остров латинской власти.

Кипрский эпизод — гордость всех, кто разделил с Ричардом здешние подвиги, — стал как раз поводом для очень серьезных обвинений в его адрес в пренебрежении крестоносным делом ради личных целей. Это обвинение — постоянно повторяющийся пункт в большинстве сочинений новой историографии, как в свое время и у капетингских хроникеров. Та резкая речь, с которой в самое горячее время завоевания Кипра обратились к Ричарду посланцы Филиппа и в ответ на которую рассерженный король «поднял вверх брови», дала тон большинству этих суждений: вместо того чтобы спешить на помощь борцам за Акру и Иерусалим, «он тешится бесполезной военной игрой, бесплодно мучит невинных христиан (то есть греков), в то время как предстояло одолеть тысячи врагов Христовых. Значит ли это, что перед более трудной задачей отступает его прославленное мужество?»