Эпоха крестовых походов и ее герои

Господство на Кипре людей Ричарда было безусловным. Оно начинало новую страницу истории острова, богатую сменами разных культур. Когда пали одно за другим укрепления греков и дочь кипрского императора попала в руки Ричарда, Комнин, «покинутый всеми своими людьми», явился к королю, сдавшись на его милость и прося лишь об одном: чтобы его не заключали в железные цепи. Ричард такое обещание дал и заключил его в... серебряные оковы.

С этого момента власть над островом была обеспечена латинскому миру на четыре века. После короткого господства здесь тамплиеров, которые, откупив остров, не смогли здесь удержаться, он был за несколько большую цену передан Ги Лузиньянскому. И если потомки последнего иерусалимского короля больше никогда не вернулись в Палестину, то на Кипре династия Ги процарствовала почти триста лет, уступив его затем еще на один век венецианцам, после чего на нем до новых времен утвердились турки. Таким образом, Кипр долго еще — после того, как утрачены были Иерусалим, Антиохия и Триполи, а Константинополь сделался турецкой столицей, — оставался единственным оплотом европейской культуры на Востоке.

Глава IV Победы и поражения в Палестине

Незадолго до отплытия крестоносцев с Кипра прошел слух, что французский король собирается штурмовать Акру, не дожидаясь Ричарда. На это, по словам Амбруаза, Ричард сказал: «Да не будет того, чтобы ее взяли без меня!..» В гавани Фамагусты он оснастил и вывел в море свои корабли.

«Вот галеры в пути, и король, по обычаю своему, впереди, сильный и легкий, будто перо на полете. Подобно быстро бегущему оленю, пересекает он море...» — полный в предчувствии великих битв поэтического восторга записывает Амбруаз. Скоро перед Ричардом выросла, возникнув из синего тумана, мечта крестоносца — сияющая цепь Ливанских гор. Как в быстром сне, стали проходить великие византийские и латинские замки на высотах и цветущие города побережья. «Увидел он Маргат на склонах, обрамляющих землю Господню, Тортозу, ставшую над волнующимся морем. Быстро миновал он Трип, Инфре и Ботрон, увидел Жибле с его башней, которая царит над укреплением». Столкновение с сарацинским судном задержало Ричарда у Сагунты, «но потом сердце его стремилось только к Акре».

Последнюю ночь он провел под Тиром (Конрад Монферратский не пустил его внутрь города), а утром, миновав Кандолин, был у Казал-Эмбера, ближайшей Акре стоянки. Отсюда город открывался перед ним как на ладони, а у его стен — «цвет людей всего мира, стоявших лагерем вокруг». Лагерь сам вырос в настоящий город за два года борьбы за Акру.

«Горы и холмы, склоны и долины покрыты были палатками христиан... Далее виднелись шатры Саладина и его брата и весь лагерь язычников. Все увидел, все заметил король... Когда же близился он к берегу, можно было разглядеть французского короля с его баронами и бесчисленное множество людей, сошедшихся на встречу. Он спустился с корабля. Услышали бы вы тут, как звучали трубы в честь Ричарда, несравненного, как радовался народ его прибытию...

Кто смог бы рассказать ту радость, какую проявляли по поводу его приезда? Звенели кимвалы, звучали флейты, рожки... Пелись песни. Всякий веселился по-своему. Кравчие разносили в чашах вино. Особенно радовалось войско тому, что король взял Кипр и привез столько припасов... Дело было вечером, в субботу... Сколько тут зажжено было свечей и факелов. Они были так ярки, что долина казалась охваченной пламенем».

В этом пламени восходило для осаждающих новое солнце, перед чьим светом, «точно месяц», отходил в темноту французский король. Так живописно изображает соотношение влияния крестоносных вождей Ричард Девизский. И более или менее ясно, что поведение нового солнца должно было воскресить старые обиды в сердце его отошедшего в тень сюзерена. Причиной того, что «все тянулось к Ричарду», были не только его мужество и слава. Исходящие от него золотые лучи были вполне материальны — Ричард немедленно начал раздавать кипрское золото и перекупать сердца крестоносцев. Если Филипп платил своим воинам по три бизанта, то Ричард «велел возвестить по войску, что всякий воин, из какой бы он ни был земли, получит от него, если захочет к нему наняться, четыре золотых бизанта».