Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти

Под этими «мы» у Вэриана подразумеваются те, у кого есть привилегированный доступ к теневому тексту, которому передаются поведенческие данные. Наше поведение, некогда ненаблюдаемое, объявляется законной добычей всех желающих, доступным для завладения, использования по своему усмотрению и получения прибыли. Сюда относится и создание «новых форм договора», принуждающих нас так, как этого никогда бы не произошло, если бы не первоначальные декларации надзорного капитализма, касавшиеся изъятия излишка.

Вэриан признавал, что автомобильная телематика иллюстрирует это новое экономическое пограничье, когда писал, что «в наши дни намного легче просто дать указание системе мониторинга автомобиля не включать зажигание и сообщить место, откуда можно его эвакуировать»[584]. И? Хотя погодите-ка. «Намного легче» для кого? Конечно, он имеет в виду намного легче для тех «нас», которые наблюдают за тем, что раньше, до надзорного капитализма, было недоступным для наблюдения, и совершают действия, которые до надзорного капитализма были неосуществимы. Простой и непринужденный язык Вэриана – своего рода колыбельная, благодаря которой его наблюдения начинают казаться банальными, настолько обыденными, что едва ли заслуживают комментариев. Но что, в сценарии Вэриана, происходит с водителем? Что, если в машине есть ребенок? Если кругом метель? Или надо успеть на поезд? Или по дороге на работу забросить ребенка в детский сад? Ехать к матери, лежащей под капельницей в больнице за много миль? Забрать из школы сына?

Еще не так давно идеи Вэриана расценили бы как материал для мрачной антиутопии. В своей опубликованной в 1967 году книге «Год 2000» гиперрациональный вундеркинд-футурист Герман Кан предвосхищает многие возможности, которыми Вэриан сегодня наделяет новую архитектуру извлечения/исполнения[585]. Кан не был скромным тихоней. Говорят, он послужил прототипом главного героя фильма «Доктор Стрейнджлав» режиссера Стенли Кубрика; как хорошо известно, он заявил, что ядерную войну можно «выиграть» и «пережить». Однако именно Кан, предвидя такие инновации, как система мониторинга автомобиля в духе Вэриана, назвал их «кошмаром XXI века». Среди многих других его технологических прогнозов были и автоматизированные компьютерные системы, которые отслеживают все движения автомобиля, прослушивают и записывают разговоры, а также могут делать все, что становится возможным благодаря высокоскоростному сканированию и поиску. Он представлял себе компьютерные системы, способные следить за индивидуальным поведением и реагировать на него – повышенный голос, угрожающий тон:

Возможно, такой компьютер будет также способен самостоятельно делать множество логических выводов – он может стать своего рода транзисторным Шерлоком Холмсом, более или менее автономно и мотивированно выдвигающим гипотезы и анализирующим улики…[586]

Любой, кто владеет такого рода знаниями, заключил он, будет, как Фауст, «не столько аморальным, сколько внеморальным <…> не жестоким, а попросту безразличным к судьбе тех, кто стоит на его пути»[587].

Тогдашние рецензенты книги Кана неизменно ухватывались за мрачный, «кошмарный» мотив компьютеризированного надзора, научно-фантастических форм контроля, которые, как они полагали, «у многих будут вызывать откровенный страх и неприятие»[588]. Несмотря на широкий спектр сценариев, которые Кан предлагал в своей книге о далеком 2000 годе, путешествие Кана в «немыслимое» было воспринято публикой как способ подготовить ее к «наихудшему из возможных исходов» в виде ужасающего «кошмара социального контроля»[589]. Сегодня же этот самый кошмар представляют в виде восторженной сводки новостей о последних триумфальных победах надзорного капитализма. Обещания Вэриана подаются без всякой задней мысли или намека на нечто спорное, вместо изумления и отвращения, предсказанных всего несколько десятилетий назад. Как кошмар превратился в банальность? Где наши изумление и возмущение?

Политолог Лэнгдон Уиннер поднял этот вопрос в своей важной книге «Автономные технологии», вышедшей в 1977 году. Его ответ? «Нам не хватает твердых ориентиров», – писал он. Уиннер подробно показал, как привычка к «техническим штучкам» замутняет «наш взгляд, наши ожидания и нашу способность выносить взвешенные суждения. Категории, аргументы, выводы и решения, которые были бы совершенно очевидны в прежние времена, увы, более не очевидны»[590].