Эпоха покаяния

Друзья облазили всё кругом, замёрзли, как суслики, но вернулись к лифту с полными мешками еды. Дмитрий нажал на кнопку «Медицинский уровень», надеясь, что он тоже не защищён системой безопасности. И не ошибся. Лифт доставил друзей на уровень, разделённый на отсеки с непонятным для юноши содержимым. Названия, которые он с трудом прочитал по складам, ни о чём не говорили. Он открыл одну из дверей и увидел какое-то кресло с оголовьем, свисающую к нему лампу, длинную и тонкую «руку», на конце которой находился вытянутый овальный предмет с зажимом. Рядом располагался столик с многочисленными маленькими металлическими штуковинами, которые, по всей видимости, вставлялись в эту самую «руку».

– Фу, угораздило же тебя сунуть свой любопытный нос в самый нелюбимый мой кабинет, – с брезгливостью сказал Ляховский, пинком ноги захлопывая дверь.

– А что это такое? – с интересом спросил юноша.

– Пыточная камера, – ответил Ляховский, и его передёрнуло.

В одном из отсеков с надписью «Хранилище» ровными рядами, отделённые друг от друга прозрачными стенками, стояли полки с лекарственными препаратами и медицинскими изделиями. В каждом из отсеков поддерживался свой режим. Лекарства лежали тут очень давно и, по всей видимости, были безнадёжно просрочены. Ляховский, как ни старался, ничего полезного выудить не смог. Но зато он запасся перевязочными материалами.

Друзья вернулись к лифту. Дмитрий попробовал снова нажать на кнопку «Военный уровень», но получил отказ системы. Пришлось возвращаться наверх, в даунтаун. Ляховский присел на лавочку, вздохнул и принялся думать. Аюн куда-то удалился, но вскоре вернулся, огорчённый тем, что не нашел кругом ничего деревянного. Он вскрыл замороженную банку и принялся выковыривать ножом её содержимое. Громкий хруст вывел из задумчивости Дмитрия.

– Да, ты прав. Надо бы пообедать. Но давай-ка мы сделаем это по-человечески. Пойдем со мной.

Они зашли в ближайшее кафе с броской вывеской. Ляховский тщательно вытер от пыли и грязи столик и стулья, попросил подождать его здесь, после чего проследовал в заброшенную кухню. Там он долго гремел посудой, а потом из-за приоткрытой двери донеслись звуки готовки.

Живот Аюна громко затребовал пищи. Юноша заёрзал на твёрдом стуле, водя носом, словно кот в прихожей. Он уже было хотел посмотреть на процесс, встал, отодвинув стул, но Дмитрий поспешил его осадить:

– Не заходи, будь любезен. Хочу сделать нам обоим сюрприз.

Из кухни донеслось шипение, потом бульканье. В воздухе поплыл невероятно вкусный и незнакомый аромат.

– Знаешь, мне так надоело жрать дикое мясо. Хочется нормальной домашней стряпни, о которой ты, наверное, понятия не имеешь. Ну, что же, будешь просвещаться.

Снова раздалось шипение, перестук кухонной утвари. Явно что-то разрезалось, переворачивалось. Дмитрий насвистывал, потом свист прервался.

– Ух ты, – донеслось из кухни. – Неужели всё ещё работает? Проверим. Думаю, вот это подойдет.

В кафе зазвучала старинная музыка. Аюн не знал, что она может вызывать бурю эмоций. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и слушал, слушал. А старинная мелодия лилась со всех сторон, и в её плавном ритме юноше чудились завывание ветра, шёпот листвы под шум дождя, крики улетающих на юг птиц, извечная борьба добра со злом, безмерное счастье и страшное горе. На его красивом лице попеременно отражались все эмоции, которые только может переживать человек. Губы сжимались и расслаблялись, их уголки то ползли вверх, то опускались вниз, ноздри раздувались, веки трепетали, по лбу пробегали лёгкие облачка, которые тут же таяли без следа.

Сколько времени юноша провел в этом состоянии, он понятия не имел. В реальность его вернул знакомый голос:

– Не думал, что тебя так проймёт, – улыбаясь, сказал Ляховский.

Юноша встрепенулся, торопливо протёр глаза и уставился на огромный поднос. Что-то булькало в небольших горшочках и источало такой аромат, что Аюн едва не захлебнулся слюной. Он вытянул голову вперёд и нетерпеливо заёрзал на стуле. Ляховский, ещё раз улыбнувшись, поставил перед юношей горшочек, открыл крышечку:

– Ну, приятного аппетита. Кстати, это вилки и ложки. Смотри на меня и учись.

Но было уже поздно. Аюн схватил горшочек, поднял над головой, перевернул и, обжигаясь, принялся жадно трясти. Содержимое падало к нему в рот, мгновенно перемалывалось, и дальше, не успев остыть как следует, по пищеводу попадало в желудок.

Дмитрию оставалось только горестно вздохнуть. Он взял в руку вилку, подцепил хороший кусок, не торопясь отправил его в рот, разжевал и проглотил. Юноша, заметив это, шумно вытер губы рукавом. Подражая пришельцу, он тоже взял в руку столовый прибор, погрузил его в горшочек. Наколол кусок, степенно положил в рот, принялся жевать. Он разобрал, что еда состояла из птичьего мяса, зелени, грибов, орехов и какой-то непонятной жёлтой тягучей массы, которая обволакивала всё это. В итоге получалось невероятно вкусно. Жареная лосятина и рядом не стояла.