Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир

Отчаянный бабник (как и Денни), Алан использует свою компульсивную потребность в недолговечных сексуальных интрижках как защиту от романтических чувств и глубокой тревоги, связанной с женщинами. Одна из таких подружек Алана, Лоррейн, которая вскоре приходит работать в одну с ним фирму, вызывает у Алана приступы словесного салата. Лоррейн напоминает ему подругу матери, которая соблазнила Алана, когда ему было 14 лет. Но настоящая причина тревоги и «салата» – не в этом. Лоррейн хочет, чтобы Алан рассказал ей, почему она так на него действует, и приглашает его выпить.

Лоррейн: Ты готов?

Денни: К чему?

Алан: Мы с Лоррейн идем воровать трусы.

Лоррейн: Выпить.

<…>

Лоррейн: Может, ты занимался сексом со мной, чтобы дать выход гневу?

Алан: Скорее это вопрос пеленок… эээ… контроля. Когда мы с тобой впервые поцеловались, ты коснулась моей ноги. Очень мягко и очень знакомо, как… Я тебе говорил, мать меня не слишком любила. Единственная ситуация, которая запомнилась мне как проявление нежности, – когда она снимала с меня мерки для брюк, она обычно касалась моей ноги так, что восьмилетний мальчик, не избалованный вниманием, принимал это за любовь и нежность. И теперь ты разбудила во мне интимные воспоминания и переживания, из-за которых и случился этот зеленый шпинат… Словесный салат!!¹⁰⁰

Если мать маленького Ганса выступает в роли соблазнительницы, сосредоточиваясь на сыне как на объекте своего желания, то желание матери Алана, напротив, на сына вовсе не направлено. Ее отношения с ним носят чисто функциональный характер – она обеспечивает его нужды, но не откликается на то, что выходит за их пределы: требование любви, открывающее дорогу желанию. Единственное означающее желания матери, которое удается найти мальчику, – это случайное прикосновение; но оно больше похоже на знак, на фетиш, нежели на означающее в цепочке других означающих.

Провалившиеся эдипальные отношения с матерью Алан переносит на ее подругу, но этот преждевременный сексуальный опыт носит характер травмы и не может полностью защитить его от пугающего материнского наслаждения. Наслаждение матери опасно и совершенно загадочно: когда ему было три года, она повесила в его комнате страшную клоунскую маску; ночью он боялся пройти мимо нее и мочился от страха в постель. Страх перед клоунами остается у Алана и во взрослом возрасте – наряду с множеством других фобий и странностей. Это роднит его с мистером Монком – детективом, чей список фобий неисчерпаем.

Симптом Алана – слова, вышедшие у него из подчинения; слова, которые, по его собственному признанию, порой единственное, что связывает его с миром, его оружие. Речь Алана-адвоката – это ироническая речь софиста, организованная так, чтобы доказать и показать любую истину; но это не более чем симулякр, убедительная версия реальности, пародия на строгую дедукцию – не выявление, а изобретение связей между фактами. Весьма знаменательно, что в помощь своим ироническим, совершенно в хаусовской манере, парадоксам он привлекает дискурс науки с ее статистикой, фактами и цифрами.

Если словесный салат Алана состоит из никак не связанных между собой, но все же узнаваемых слов английского языка, то глоссолалия, приключающаяся с Монком, пережившим землетрясение (а затем страх потерять свою напарницу-«Уотсона»), чистый воды «ляля-зык»: бессмысленные звуки, не принадлежащие ни одному языку (при этом сам Монк думает, что говорит по-английски)¹⁰¹.

Массаж по-споковски: еще раз об отцовской метафоре

Человеческий субъект отделен языком от природы, от das Ding (Вещи, или «материнской Вещи») в силу кастрации, которая происходит благодаря так называемому Имени-Отца, или «отцовской метафоре». Имя-Отца создает метафорическую замену «желанию Матери» и отныне будет служить основой для всех прочих метафорических замен, где означающие всегда отсылают к другим означающим, а не к некоей «правде» означаемого. В клинической перспективе такая правда всегда будет выступать в обличии психотической уверенности, в отличие от всегда неуверенной, наполненной оговорками, метафорами, остротами речи невротика.