Эпоха великих реформ. Том 2

В биографии Боткина, написанной Белоголовым, имеется не одна меткая характеристика его альтер эго Боткина, вполне применимая и к Белоголовому. Сравнивая Боткина с теми клиницистами, которые смотрят на больных как на безжизненный терапевтический материал, Белоголовый пишет: «В противоположность этому Боткин был воплощенная человечность и доброта: он так мягко и участливо обходился с больными, с такою искреннею сострадательностью проникался их страданиями, что одними этими врожденными своими качествами приобретал неограниченное доверие больных, причем такая естественная гуманность, чуждая всякой сентиментальности, оказывала прекрасное воспитательное действие на слушателей, неизбежно привыкавших даже в внешних приемах подражать обаятельной личности учителя, и делала его клинику при всех прочих его медицинских достоинствах самою образцовою школою для будущих врачей». «Не только добросовестная точность и напряженная внимательность, с какими Боткин исследовал больного, – говорит в другом месте биограф его, – и его приветливая внешность, сквозь которую ярко просвечивалась необыкновенная человечность, искреннее участие к страждущему и еще более искреннее желание помочь ему делали из него идеального врача производившего на всех, обращавшихся к нему, зачаровывающее впечатление и убежденность, что если возможно исцеление от серьезного недуга, то только при содействии Боткина» (См. С. 29 и 39 брошюры Белоголового. С. П. Боткин, его жизнь и деятельность). Многочисленные пациенты Белоголового, навсегда сохранившие в сердце его благородный образ, без сомнения, согласятся, что приведенные черты точно списаны с него самого (См. мои воспоминания о Н.А. Белоголовом в собрании его сочинений). Какой получается контраст, если сопоставить эти простые, безыскусственные, полные задушевности приемы Боткина и Белоголового с тем полубалаганным, полумистическим сложным ритуалом, каким обставляют свое торжественное и a la lettre драгоценное появление у постели больного иные жрецы или шаманы современной московской медицины, ко встрече которых и больные, и близкие их готовятся задолго с трепетом, готовятся как к трудному искусу, совсем как у Островского семья в ожидании прихода грубо-мелочного самодура Кита Китыча. И это представители науки!?

516