Современный театр предполагает, что зритель всякий раз проникается симпатией к новым персонажам, сопереживает новому, доселе невиданному, у приверженцев примитивного культа иначе – всякая мысль и всякое чувство имеют свой корень в ритуальной драме или, скорее, в его жизни, воспринимаемой сквозь призму событий драмы. Поэту не нужно было разъяснять смысл своих видений – его слушатели были воспитаны на поэтическом ритуале, на вневременных образах поистине космического значения. Когда он связал все истории вместе, они срослись и составили одно целое, основанное на ведущей идее, так же как драматические события блота связаны темой борьбы добра и зла. Его эсхатологическая эпическая поэма была построена на древних линиях, с той лишь только значительной разницей, что его идея была абсолютно новой. Ему не нужно было толковать свое Евангелие или придавать особое значение его новизне, поскольку он верил, что оно сразу же проникнет в умы читателей, которые были подготовлены к тому, чтобы понять значимость его идей.
Неудивительно, что чтение «Вёлуспы» – очень трудное занятие. И хотя прослушивание «Прорицания» не может не внушить слушателю смутное чувство благоговения, оно едва ли допускает перевод на современный язык, потому что связано с древними идеями и образами так сильно, что наши слова не могут передать его глубину и мощь. Пересказ может выявить некоторые важные моменты, но тем не менее он способен лишь указать путь к разгадке его тайны через интерес и приобщение к норвежской культуре во всей ее целостности.
Рассмотрев «Вёлуспу» как религиозный документ и оценив ее влияние на духовные разногласия своего времени, мы смогли прочесть ее как описание древнего празднества. Впрочем, поэма – далеко не фотографическая иллюстрация ритуальной драмы или перечень ее ритуальных сцен; в ней автор воссоздает драму, как она развивалась на глазах участников блота, и опосредованно, но настойчиво отображает не только волнующую живость ее сцен, но и ее поэзию, глубину чувств и остроту мысли, переживание реальности, более реальной, чем повседневная жизнь, которая переполняла зрителей, когда боги оживали на сцене-жертвеннике.
К слову, эта поэма добавляет несколько штрихов к нашим познаниям об обряде жертвоприношения. Великие свершения богов предварялись определенной церемонией, запечатленной в повторяющихся строках: «Тогда сели боги / на троны могущества / и совещаться / стали священные». «На тронах могущества», или престолах правосудия (rökstóla[154]
), боги обсуждали вопросы расположения на небесах звезд и светила, сотворения племени карликов; совещались, должны ли боги платить дань ванам: «Стерпят ли асы / обиду без выкупа / иль боги в отмщенье / выкуп возьмут». В этих стихах изображен предваряющий эпизод праздника блота: ритуальное «совещание», которое предшествовало церемонии; в нем отрабатывались жесты и словесные формулы, чтобы сама церемония прошла без сучка и задоринки, и избирали главного жреца, который должен был занять rok-престол и совершить обряд жертвоприношения. Те же места служили и для произнесения священных формали, ритуальной декламации преданий и мудрых изречений, зачитывания родословий и провозглашения законов установлений. Вся мудрость, принадлежавшая клану, необходимая для праведной жизни, вступала здесь в тесный контакт с обрядом. В «Вёлуспе» к сцене «рождения» карликов «из Бримира крови / и кости Блаина» был приложен список имен. Существуют и другие намеки на повторение мифологических знаний в качестве дополнения к драматическому представлению. Такие церемониальные чтения служили образцом для дидактических руководств по мифологии и космогонии, таких как «Речи Гримнира», «Речи Вафтруднира» и «Песнь о Фйольсвидре», или по ритуальной терминологии, такой как «Речи Альвиса». Эти поэмы созданы в форме диалога, во время церемонии один из жрецов задавал вопросы и демонстрировал мудрость лидера – hapta snytrir.Если рассматривать «Песнь о Хюндле» в таком свете, то становится понятно, что эта поэма воспроизводит генеалогическое повествование норвежского клана, вероятно претерпевшее художественную обработку в соответствии с литературными традициям X в. Собрание поучительных и ритуальных изречений под названием «Речи Высокого» также дошло до нас в форме пьесы, предназначавшейся для обрядовой декламации, и часть этого собрания изречений, без сомнения, заимствована непосредственно из церемониальных текстов. Примечательно, что поэма заканчивается древней формулой, которой завершали чтение и «закрепляли» удачу обряда: