Он отыскал Эдмунда среди бьющейся толпы, который словно почувствовав взгляд брата, обернулся. Они оба знали, что силы не равны. Воинов, которые сражались с ними рядом, было в полтора раза меньше, чем крепких пустынных мужей, что бились вопреки ожиданиям не при помощи магии, а грубой физической силы. Короли оба знали, что им не дотянуть до вечера, и возможно, эта жалкая попытка станет их последней.
Питер заметил движение на втором этаже. Он вновь увидел женщину, глаза ее горели адским пламенем, как и сама она. Верховный король был испуган, одно дело слышать рассказы о деве, что пылает огнем, другое — видеть воочию. Молодой король отреагировал быстро, удивляясь самому себе, и отпрыгнул в сторону, когда мимо него пронесся огненный шар.
Главный холл Кэр-Паравела превратился в пеплище. Горели в огне и свои и чужие, они кричали от боли и падали замертво. Питер видел все своими глазами, кое-как уворачиваясь от все новых и новых нападений. Эдмунд пытался взобраться на второй этаж по главной лестнице, прячась за резной белокаменной балюстрадой. Кэр-Паравел спасало только то, что был этот замок из камня, а не из дерева, как тархистанские корабли, что догорали в бухте.
Хафса сосредоточила свое внимание на худощавом пареньке, что подбирался к ней семимильными шагами по лестнице вверх, и не видела, что муж ее зашелся в поединке с королем Нарнийским. Питер и Рияз славно бились, но не долго. Лезвие ятагана хоть и было изогнуто для пущего удобства, но в ближнем бою уступало мечу особой ковки. Питер, не моргнув и глазом, всадил клинок по самую крестовину в грудь эмира, что тот только и успел распахнуть глаза от неожиданности и кашлянуть кровью, забрызгав лицо молодого короля.
Раздался женский крик, испуганный, переходящий в плач, но пропитанный яростью, и сильнее вспыхнула женщина огнем. По щекам ее текли бы слезы, если бы не испарялись, еще не успев сформироваться в глазницах.
Хафса видела, как Питер поставил ногу на грудь ее убитого мужа, и с силой вытащил меч, по лезвию которого стекала кровь. Она думала, что не любила Рияза, потому что ее выдали замуж насильно, и сама желала ему смерти столько раз, сколько никто не желал. Но теперь, у нее словно сердце вынули из груди, оставив на его месте зияющую пустоту с привкусом боли на устах.
Она зашвырнула в Эдмунда огненный шар, выбив из него дыхание и хорошенько приложив головой об стену. Питер дернулся было бежать к брату, но женщина быстро спустилась по ступеням. Они вышли один на один, горящая пламенем и убитая горем фиаллэ, и храбрый нарнийский рыцарь. Он крепче перехватил рукоять меча, готовясь к нападению. Защищаться нечем, пусть оружие его не плавится от волшебного огня, но не станет и помощником в этой неравной схватке.
По лбу стекали капли пота от усталости, напряжения, а еще от жара пламени. Языки, казалось, щекотали его лицо, но Хафса медлила. Она хотела насладиться страхом, что из маленького семечка разрастался в душе короля и отражался в его глазах. Она медлила и злилась все сильнее, разгораясь до предела, и это было только на руку Питеру. Он в очередной раз вспомнил старца Менельтора и его пример с пирожным.
— Больно смотреть, как близкие умирают? — с легкой ухмылкой спросил Верховный король.
Ему тоже было больно. Сердце щемило, когда он видел, как падают его воины, умирают чьи-то мужья и дети. Он представлял не раз на их месте сестер и брата, а теперь еще и Тиарет, и становилось в тысячу крат больнее. Эти визуальные образы заседали в голове прочно, заставляя дрожать от бессилия и отбирая спокойный сон.
— Я подарю тебе такую же боль! — Прорычала женщина, намереваясь наброситься на Питера и прикончить его, спалить так, чтобы остался только пепел. Но она не успела.
Стрела с красным оперением воткнулась ей в грудь. Хафса отшатнулась от неожиданности.
Питер, обернувшись, увидел Сьюзен, что вошла через парадные ворота, а за спиной ее стоял отряд Орландских рыцарей во главе с королем Рамом. Королева Великодушная выпустила вторую стрелу, попав в бедро женщине, что заставило ее опуститься на колени, и подошла близко, держа наготове третью, последнюю стрелу.
— Чего ты ждешь? Не дашь мне великодушно умереть? — Женщина пыталась смеяться сквозь слезы, но не возымело это никакого эффекта. Рука Сьюзен не дрогнула.
Огонь спалил древко, только наконечники расплавленным металлом оставались внутри, и стал потухать вопреки воле хозяйки. Глаза ее заметались в панике, и наступила какая-то слабость неистовая. В воздухе витал немой вопрос, на который ответ знал лишь один из присутствующих.
Хафса смотрела на свои руки, кожа вдруг перестала быть золотистой, и пальцы пеплом начали расплываться от легкого дуновения ветра. Она плакала, так как слезы больше не испарялись, касаясь ее кожи. Плакала от боли, тихо, бесшумно. С замиранием сердца наблюдали все вокруг за происходящим, и когда от Хафсы осталась лишь небольшая кучка праха, фиаллэ сложили оружие.
— Феникс стал пеплом, — грустно подметил Питер, — Эдмунд!