Эпохи Айры. Книга первая

С этими словами он нежно забирал узду из ее рук. Хранящая с благодарностью взглянула на красноволосого мужчину и устало улыбнулась ему. Клубок сонных мыслей был обращен к воспоминаниям о словах Наинлара о появлении Альредиф более семидесяти лет назад. Цефея подбирала слова для начала повествования, но вязкие и тяжелые от усталости размышления не давали возможности заговорить. Прислонившись к стене дома она безучастно следила за тем, как Рубин отводит Алет к кадке с водой.

— Не разбуди Бриана, — попросил он, оборачиваясь и улыбаясь в ответ, — мальчишка весь вечер занимался домом и приготовлениями к предстоящему торжеству в твою честь. Пускай он отдохнет, а утром я попрошу приготовить для тебя сытный завтрак и горячую ванну. Набеирайся сил.

Кобыла жадно прильнула губами к воде, но Рубин позволил ей сделать лишь пару глотков, после чего отогнал Алет от кадки и принялся водить ее вдоль конюшни. Цефея, следившая за тем, как Рубин вышагивает Алет, присела на траву и вытянула ноги.

— Я узнала дату своего рождения, Рубин. — Неожиданно призналась Цефея. — Моя звезда называлась Альредиф. Наинлар показал мне как в день моего рождения, семьдесят девять лет назад, моя звезда взорвалась. Это случилось в двадцатый день второго месяца Морозов.

— Выходит, мы знаем день твоего рождения. — Рубин мельком взглянул на Цефею и продолжил водить кобылу вдоль конюшни. На его лице неожиданно появилась улыбка. — И до него еще не скоро…

— Кажется, без Пифии нам не обойтись. — Цефея закрыла глаза и откинула голову. — Звезда, о которой уничтожена запись в архиве, носит имя Этамин. Наинлара не интересуют Перворожденные, так что имя звезды — это единственное, что нам удалось узнать. Все еще остается неизвестным кто избрал Этамин для служения. — Цефея ненадолго замолчала и плдняла глаза на друга. — А еще я встретилась в образории с отверженным. — Неожиданно призналась она.

Взгляд Рубина задержался на лице девушки.

— Ты испугалась. — Понял он.

— Мой испуг был смешан с отвращением и брезгливостью, природа которых мне была долгое время непонятна.

— Что же сейчас? — Рубин остановил Алет и принялся снимать с нее снаряжение.

— Мне стыдно. Я предполагала, что мне уже известны все чувства, обыкновенно испытываемые человеком, но все оказалось сложнее. Я все еще испытываю новые и непонятные для меня эмоции. И тогда меня одолевает страх и безучастность. Я старалась дистанцироваться, подняться выше, быть сильнее…

— Получилось? — Рубин, оставив седло на земле, подошел к Цефее. Хранящая посмотрела в его глаза и прищурилась, ослепленная светом восходящего за спиной друга солнца.

— Я остановила это. Мой рассудок подсказал мне, что это реакция на неизвестность. Но, знаешь, что интересно? Лишь заглушив свою гордыню, я ощутила пустоту в душе Мирака. После этого я уже не способна поддержать мудрецов, твердящих о необходимости карать таких Хранящих. Я точно знаю, что страдания отверженных осязаемы и едва ли смогут сравниться с тем, что придумает совет.

— Мне вспомнилась недавняя история… — Рубин присел рядом с Цефеей. — В прошлом году в мой класс попал необычный ученик. Он был сыном одного знатного рода, его семья много лет была близка к Императору, имела связи с правителями других государств. Юноша уже проходил обучение у приглашенных наставников, но ни один из них не смог обуздать его нрав. Родители юноши обратились к Атаре и та предложила определить мальчика в мой класс. Так и случилось. Помню, как он пришел на свою первую тренировку в самом дорогом сюрко, которое я видел за всю свою жизнь. Он был надменен и горд, жесток и дольно циничен. Он предпочитал никого не подпускать близко и был избирателен к людям, желающим стать его друзьями. Он открыто использовал остальных учеников, помыкал ими, нередко был зачинщиком драк. Случалось даже, что я «ловил» его за нарушением распорядка Академии. Тогда я принял решение уравнять его с остальными учениками и приказал слугам забрать из его комнаты все наряды, оставив лишь несколько смен простой одежды для тренировки.

Рубин, ненадолго замолчавший, покачал головой, будто вспомнил почти забытый разговор и вновь ему удивился. Рубин продолжил свой рассказ и голос его стал глубоким и вкрадчивым.

Не получив своих парчовых сюрко, ученик отказался выходить из комнаты и приказал слугам приносить ему еду и питье в покои. Однако Рубин запретил слугам повиноваться и просил слуг накрывать стол для ученика так, как того велят правила академии — трапеза должна была быть общей, в столовой. К концу первых суток Рубин пришел для разговора с учеником. Тот сидел на кровати в одном белье и отказывался замечать своего наставника. Рубин поставил перед учеником красивый золотой кубок, инкрустированный изумрудами.

— Хочешь пить? — спросил он и показал на бокал.

— Наконец-то! — раздраженно бросил мальчик и схватив бокал, опрокинул его, желая опустошить залпом. — Он пустой! Как ты посмел?!