Эпопея эпохи легенд

Меч, коим Нелюб без труда разрубал глыбу, словно перину, вскоре завяз в массе так, что чуть не переломился пополам, стоило старцу попытаться его высвободить. Покручинился хозяин меча, что, по-видимому, оставить его придётся, а затем, делать нечего, попробовал не без опаски оторвать кусок диковинной мякоти от глыбы порубленной. К вящему удивлению, масса не склеивала руки. Так, Нелюб начал изготавливать прообраз будущей птицы. Получалась она почти как настоящий ястреб, переливающийся в солнечных лучах. Старец лепил, забыв про усталость, пока, наконец, не вышла у него птаха кудесная.

Только толка с неё было мало — неживая, она пугала настоящих птиц лишь несколько мгновений — вот кабы получившийся ястреб мог вольно летать?

Не знал Нелюб, как птицу оживить. Призвал он тогда люта верного, да и промолвил:

— Не пускают меня птицы на гору ледяную — пособи, прошу! Поведай, как изготовить живую птицу из стали?

Призадумался зверь, а затем поведал, что никаким образом стальная птица не полетит, покуда над ней особое колдовство не будет совершено. Неживое тело надо напитать живительными силами, напоить водою волшебною, и тогда взлетит творение Нелюба до самого солнца.

Вода волшебная текла в подземной мгле, на дне разверстой ямы, что звалась Лоном острова. Путь к ней был преисполнен опасностями, трудностями и чудесами, что ни один из ныне живущих людей ни разу не описывал, а если и видел — молчал о них.

Прельстился тогда старец чудесами невиданными, да и захотел все их увидеть, записать и поведать о них в родной стороне. Сел он на люта верного и помчал на восток, туда, где по рассказам зверя, находилось искомое Лоно, полное колдовской воды.

Встали на пути островерхие горы — не пройти. Выхватил тогда старец топор и пошёл камни рубить. Рубил, рубил, рассекал, рассекал — получилась дорога широкая — хоть пять всадников на конях разойдутся! Побежал тогда лют по той дороге, долго ли бежал, коротко, встретилась на пути роща.

Тревожно было вокруг. Ни один зверь из норы носа не показывал, ни одна птица в гнезде не хлопотала.

— Дурное здесь место, — пожаловался чёрный лют, — А идти больше не могу, силы почти покинули!

— Ты меня подожди тогда, — сказал Нелюб, — Я пойду, поищу нам еды, может, позволят боги — птицу нам добуду, или зверя какого!

Так и сделал. Пошёл змеелов в рощу, как вдруг пробудилась земля, и пошла ходуном ходить! Вздыбились тропинки холмами, затем пригорками, стали по ним камни скатываться, один больше другого, а меж тех пригорков поднялась ввысь голова идола древесного.

— Кто посмел мою рощу исхаживать, тропы путать, да на зверей моих охотиться? — пророкотал он.

Оробел Нелюб, увидев такое диво. Одна лишь голова идола была настолько велика, что почти доставала до верхушек деревьев. Однако, старец собрался с духом и промолвил:

— Идём мы с товарищем верным от самой ледяной горы. Ищем место, что Лоном острова зовут! Он остался позади, а я ищу пропитания, ягод, мёда, али зверя какого!

— Нет здесь никакого Лона! Ты пришёл сеять раздор и погибель в мою рощу! Уходи, подобру-поздорову!

Сказал это идол и начал раскачиваться. Земля вокруг задрожала, затрещали выдавливаемые из неё древесные корни.

Идол поднимался всё выше. С могучей груди летели тёмные влажные комья. Испугался Нелюб, решил он, что сейчас встанет во весь рост истукан разгневанный и раздавит его, словно ягоду.

Но не стал истукан полностью высвобождаться из полона земли — лишь выпростал две могучие руки, и начал бить ими оземь, дабы извести пришлеца.

Отскочил Нелюб тогда назад — так, что исполинская длань лишь чудом его не задела.

— Значит, боя хочешь, идолище окаянное! — рассердился змеелов, — Что же, пускай по-твоему будет!

Вытащил старец меч, разбежался, и с силой ударил идола по руке. Вошёл меч в древесину легко, словно в масло. Из получившегося пореза потекла на землю смола тягучая, жаром пышущая.

— Как посмел ты на меня, хранителя рощи, поднять свой меч? — воскликнул идол, — За это я обреку тебя на вечные страдания, и всякий раз, как будешь ты входить под сень любого леса, каждый шаг тебе будет так же труден, как будто по огню ступаешь!

— Припозднился ты, истукан, уже на меня проклятье наложено, до тебя. Странствую я по острову, чтобы снять проклятие мертвеца из избы.

Распалился идол, вырвал из земли куст, обвалял его в грязи, пока тот не стал похож на пушечное ядро, а затем бросил во врага, но не попал — слишком ловок оказался вооружённый добротным мечом странник Нелюб.

Однако, победить деревянного великана просто с помощью меча оказалось делом непосильным — порезы только вгоняли его в ярость, но не причиняли достаточно сильной боли. Выпучил он глаза и начал из них струи губительного света выпускать — куда такой свет попадёт, там тут же трава в угли обратится. Схватил тогда исполин старца древесною дланью, да и вознамерился раздавить.