Эпопея «Нормандии – Неман»

После холода, не отпускавшего нас со взлета в Тегеране, невыразимо приятно оказаться в тепле. Мы входим в избу, снаружи наполовину заваленную снегом, непонятно откуда взявшуюся здесь, в ночном мраке. В печи трещат поленья, и сразу появляется непередаваемое ощущение уюта, которое уже казалось нам потерянным навсегда.

За деревенскими столами ужинают солдаты, мы подсаживаемся к ним, и молодые женщины тотчас приносят нам исходящие паром миски с борщом. Проголодавшись после долгого и трудного пути, мы жадно глотаем этот густой суп с капустой – ее запах будет сопровождать нас каждый день в течение трех ближайших лет.

Мы разделяем трапезу с русскими солдатами, которые смотрят на нас, не понимая ни слова; едим тот же суп из таких же деревянных мисок и впервые полностью осознаём весь масштаб и символическое значение нашей миссии. Мы – горстка французских пилотов, капля в океане, но стремление к свободе объединяет нас с миллионами советских бойцов, и в этом наша сила.

За ужином мы слышим по радио, что французский флот только что затоплен в гавани Тулона по приказу правительства Виши в ответ на оккупацию немцами Южной зоны, произошедшую две недели назад. Печальное известие воспринято в наших рядах с болью и негодованием, мы разом понимаем, сколько еще предстоит сделать, прежде чем наша родина будет наконец свободна.

Тем вечером я признаюсь себе, что понятия не имею, чем все это закончится. Но, как и мои товарищи, я уверен в одном: никто и никогда не упрекнет нас в том, что мы ждали победы сложа руки.

Сейчас, в конце 1942 года, победа кажется бесконечно далекой. Роммель на подступах к Египту, немцы на Волге, война бушует в Тихом океане, от свободной Южной зоны осталось одно воспоминание, а сотня кораблей военно-морского флота Франции лежит на дне тулонской акватории.

Нельзя не признать, что поводов для оптимизма нет. И все же эта первая тарелка борща, отведанного в теплой избе за пятьсот километров от сталинградского ада, согревает нам сердце и душу.

18 Иваново, мрачная равнина… [41]

Первое впечатление от городка Иваново не слишком-то воодушевляет. Небо невозмутимо глядит на нас голубым глазом, но все дома вокруг – серые, а до самого горизонта тянется унылый заснеженный ландшафт, и эту белую плоскость нарушают лишь елки, березы да заводы.

Преодолев многие тысячи километров в немыслимых условиях, мы надеялись приземлиться в местечке посимпатичнее, чем эта учебная база подготовки летчиков-истребителей в семи километрах от города, вернее, городка с полумилионным населением, где все до единого заняты в текстильной промышленности.

К счастью, градус атмосферы приема, оказанного нам местными властями, неизмеримо выше минусовой температуры воздуха, из-за которой мы все время притопываем на снегу, пытаясь согреться. А после приветственной речи от городского совета выясняется, что командир воинской части полковник Шумов определил нас на особое положение. Пилотов «Нормандии» размещают в одном из офицерских домов – здесь комнаты с тремя-четырьмя кроватями и есть отопление. Конечно, столбик термометра не поднимается выше отметок 8–9 °C, но когда за окном все минус 20 °C, это роскошь.

Впрочем, первый же обед в столовой напоминает нам о том, что дни светских раутов в Тегеране канули в прошлое. Икра, шампанское и птифуры остались в прежней жизни. После борща нам предстоит знакомство с еще одним незаменимым блюдом из рациона советских бойцов – кашей.

– Смахивает на суп из птичьего корма, – с отвращением комментирует кто-то из наших.

На следующий день при виде официанток, несущих нам эту бурду из обваренного кипятком проса, мы дружно изображаем птичек: хлопаем крылышками и кричим «ко-ко-ко!».

– Французы, французы… – качают головой женщины, но не могут сдержать улыбку.

Еще нам приходится привыкать к черному хлебу, кислому на вкус и такому липкому, что после обеда мы поджариваем его на листе железа над огнем. А что уж говорить о чае — то есть скорее о воде, едва подкрашенной коричневым, к которой полагается всего один кусочек сахара? Или о компоте – его и компотом-то не назовешь, потому что он представляет собой подслащенную воду с плавающей в ней парочкой ягод…

Тем не менее долго жаловаться на скудный рацион мы себе не позволяем. Достаточно сравнить его с тем, что достается нашим механикам и остальному техническому персоналу авиабазы, чтобы понять: мы в этой стране, где всего не хватает, на привилегированном положении. В военное время в СССР по-разному относятся к фронтовикам и к тем, кто не принимает участия в боевых действиях: первым полагается двойной рацион (а по нормальным меркам его можно назвать тройным), вторым – минимальный. Эта разница еще больше увеличивается от того, что всех нас, французских пилотов, произвели в офицеры в соответствии с правилами, действующими в советских ВВС, тогда как наши механики – унтер-офицерский состав – остались при своих прежних званиях.