Словно бледный, отбеленный солнцем вымпел, сухая травинка висела между левым большим и указательным пальцем Арьи. Он развевался в полном согласии с каждой волной крови по ее венам. Зажимая его сверху своей другой рукой, она порвала лист на пополам продольно, затем сделала то же самое с каждой из получающихся полосок, деля на четыре части лист. Тогда она начала заплетать полоски, образуя жесткий плетеный прут. Она произнесла:
- Истинное имя Гальбаторикса не большая тайна. Три разных эльфа – один Всадник и два обычных мага – обнаружили его самостоятельно и со многими годами разницы.
- Они сделали это! – воскликнул Эрагон.
Невозмутимая, Арья выбрала другую травинку, порвала ее на полоски, вставила эти части в щели своего плетеного прута и продолжила заплетать в разных направлениях:
- Мы можем только размышлять, знает ли сам Гальбаторикс свое истинное название. У меня есть мнение, что он не знает, потому что каково бы оно ни было, что его истинное имя должно быть настолько ужасным, что он не сможет жить, если услышит его.
- Если он не настолько злой или сумасшедший, у правды о его действиях нет никакой власти смутить его.
- Возможно. – Ее ловкие пальцы летали так быстро, скручивая, заплетая, переплетая, что были почти невидимы. Она сорвала еще две травинки. – По-любому, Гальбаторикс конечно знает, что у него есть истинное имя, как у всех существ и вещей, и что это возможная слабость. В какой-то момент прежде, чем он предпринял свою кампанию против Всадников, он произнес заклинание, которое убивает всякого, кто бы ни использовал его истинное имя. И так как мы не знаем точно, как это заклинание убивает, мы не можем оградить себя от него. Ты видишь, в таком случае, почему мы почти оставили эту линию исследования. Оромис – один из немногих, кто достаточно храбр, чтобы продолжать поиски имени Гальбаторикса, хотя и окольным путем. – С довольным выражением она протянула свои руки ладонями вверх. Лежащее на них изящное судно было сделано из зелено-белой травы. Оно было не больше четырех дюймов длиной, но столь подробным, что Эрагон заметил скамьи для гребцов, крошечные перила вдоль края палубы и иллюминаторы размером с семена малины. Изогнутый нос был сделан отчасти как голова и шея поднимающегося дракона. Была одна мачта.
- Красиво, - сказал он.
Арья наклонилась вперед и пробормотала:
- Флауга (Flauga). – Она мягко подула на судно, и оно поднялось от ее рук, проплыло вокруг огня и затем, набирая скорость, отклонившись вверх, заскользило прочь в сверкающие глубины вечернего неба.
- Как долго он будет лететь?
- Всегда, - сказала она. – Он берет энергию, чтобы оставаться на высоте, от растений под собой. Везде, где есть растения, он сможет лететь.
Идея смутила Эрагона, но он также нашел довольно грустным думать о симпатичном судне из травы, блуждающем среди облаков всю оставшуюся часть вечности ни с такими же, как он, а с птицами для компании:
- Подумай, что в историях люди скажут об этом потом.
Арья переплела свои длинные пальцы словно для того, чтобы воспрепятствовать им сделать что-нибудь еще:
- Много таких причуд существует в мире. Чем дольше ты живешь и дальше ты путешествуешь, тем больше их ты увидишь.
Эрагон некоторое время пристально смотрел на пульсирующий огонь, затем произнес:
- Если так важно защитить свое истинное имя, я должен произнести заклинание, чтобы помешать Гальбаториксу использовать мое истинное имя против меня?
- Ты можешь, если хочешь, - сказала Арья, - но я сомневаюсь, что это нужно. Истинные имена не так легко найти, как ты думаешь. Гальбаторикс не знает, что ты достаточно хорошо догадываешься о своем имени, и если бы он был у тебя в памяти и способен исследовать каждую твою мысль и воспоминание, то ты был бы уже потерянным для себя, с истинным именем или нет. Если это как-то утешит тебя, то я сомневаюсь, что даже я смогу угадать твое истинное имя.
- Ты не сможешь? – спросил он. Он был и рад и сердился, что она считала, что какая-то часть его была тайной для нее.
Она поглядела на него и затем опустила свои глаза:
- Нет, я не думаю так. Ты мог бы предположить мое?
- Нет.
Тишина окутала их лагерь. Выше, звезды мерцали холодным и белым светом. Ветер появился с востока и помчался по равнине, сминая траву и воя протяжным, тонким голосом, словно оплакивая потерю любимой. Когда он достиг их, угли вспыхнули пламенем снова, и крутящаяся грива искр полетела на запад. Эрагон ссутулил свои плечи и поднял воротник своей туники, закрывая шею. Было что-то недружелюбное в ветре; он кусал его с необычайной свирепостью и, казалось, изолировал его и Арью от остального мира. Они сидели неподвижные, оставленные в безвыходном положении на своем крошечном островке света и тепла, пока огромная река воздуха мчалась мимо, громко плача о своих болезненных печалях на незаселенном пространстве земли.