Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи

О как сердцами людей заблуждение ночи незрячей
Властвует, как это зло держит рожденных землей,
Хоть и назначены им настоящие блага на небе,
В страхе пекутся они только о благах пустых;
Высшего блага не знают, откуда единственно в мире
Все, что прекрасного в нем, все, что в нем доброго есть.
Вот он, однако, богатства копает во мраке Стигийском,
Выкопав, ненасытим, это добро бережет.
Весь он соблазнами нежными занят, любви предается,
10 Любит губящие он радости плоти одни.
Спесью надувшийся весь, домогается власти надменной
И, высочайший, занять высшую жаждет ступень;
Пусть он и рад, что он тот, кто постиг созвездий движенье,
И досконально познал новые связи вещей.
Этот — одним, тот — другим, — одержим своей прихотью каждый;
Каждый выходит в моря, ветром гонимый своим.
Род человечий, куда ты влеком, и усилием тщетным
Что выбираешь дары, кои погубят тебя?
Связи какие, скажи, у тебя с бестолковой землею,
Если отчизна твоя — небо, а бог — твой отец?
Ищешь в изгнании ты, что под отчим находится небом:
Нет, не найти здесь богатств, что так любезны тебе.
Что ж по скалистым вершинам гоняться за рыбами, или
По беспредельным морям зайца ловить бегуна?
Ищешь в бесплодных кустах ивняка ты яблок златистых;
На ежевичных кустах ищут культурную гроздь.
Разве не тщетны старанья — найти какую-то радость
Здесь, где одна лишь печаль, здесь, где рыданье одно?
Что же ты любишь изнеженный плач, эту роскошь темницы?
30 Есть лишь единственно плач (ты мне поверь) на земле.
Все эти блага, к которым гоним ты недужною страстью,
Ах (если веришь ты мне) — вовсе не блага они.
Те ж, что тебя окружают, неведенье истины может,
Хоть и не блага они, выдать за видимость благ.
Больше того, это все — лишь тень настоящего блага,
Эта обманная тень околдовала твой взор.
Радости, — разве не видишь? — от горечи мук извратились,
Смех превращается в плач, и этот плач нестерпим.
Слит со страданьем покой, непорочной не сыщешь услады,
И продолжительной нет, нет и лишенной тревог.
Что есть богатство, почет, что пурпур и что диадема,
Как не обуза души, хоть и красива она?
Также прибавь, что все это, суетной судьбы порожденье,
Вводит владельцев в обман и ненадежно для них.
Ты, человек, эти блага берешь, что вредят многолико,
Но в треволненьях отнюдь благ не найдешь никаких;
Нет в них и бога; но прихоть — для каждого бог настоящий,
Клонится каждый ко злу от заблуждений своих.
Ну, так очнись, наконец, я молю, и, свет восприявши,
С глаз эту ночь отряхни, я умоляю, твоих.
Ввысь свой взор обрати; там отчизну свою и отца ты
Узри, туда и неси мысли твои и мольбы.
Крови твоей благородный исток ты там же постигни;
Первые там семена духа познай своего.
Ты ведь не абориген, хоть и житель земли бестолковой:
Ты ведь потомок небес и порождение их.
Сам творец, от чьего происходишь ты ясного лика,_
Что еще больше? — тебя назвал подобьем своим.
Значит, глупец — человек, что к земному ты так прилепился,
Бога забыв своего, сам о себе позабыв?
Земнорожденным — земное, а тленное тленным оставь-ка,
Ты не умрешь, так ищи непреходящих богатств.
Легкий, к звездам вознесись, огляди свое поприще сверху,
Стыдно должно быть тебе шеей ярмо выносить.
Там — что достойно любви, там — что должен желать ты по праву.
Там находится все, в чем все моленья твои;
Верные радости там, что не ведают горестной скорби,
Там же и мирный покой, с горем не слит никаким,
Мир безмятежный, далеко войны и смятенье, и грохот,
70 И изливается там, не иссякая, добро.
Зависти честь не страшится, там скипетры и диадемы
Блещут огнями сильней средь звездоносных небес.
Там, наконец, и конец и начало всех благостных качеств,
Там же и бог, чтоб ты мог зреть его и постигать.
Если же дел столь великих тебя не трогает слава,
Душу твою не берет значимость стольких наград,
Пусть же хотя бы подвигнут мучения мстящей геенны, —
Если любовь не ведет, страх пусть потащит тебя.
Если вверху не дано зреть Олимпа колосс поднебесный,
80 Вниз ты хотя бы взгляни, в Стикса подземный предел..
Ты посмотри, еще длятся ужасные муки преступных
Душ, кого ест без конца вечный Эреба огонь.
Ты посмотри и на тех, кто рыдает за миг наслажденья,
Коих порочная жизнь мертвою жизнью была.
Жизнь остается, чтоб зол не исчезло само ощущенье,
Смерти ж лишенная смерть вечные веки гнетет.
Видишь, как катится быстро в скольженье стремительном время,
Как неожиданно смерть быстрой приходит стопой!
Жесткое слишком условье и жалкое, чтобы другого
90 Смерть другая тебе к смерти дорогой была.
Наша, однако, как вижу, глухим проповедует муза;
Легкий крушит ветерок остереженья мои.
Что за причина, что уши у глупых заткнуты смертных?
Знаю: причина того здесь перед взором моим.
Люди внушают себе, что введут они смерть в заблужденье,
И уповают, что жить будут несчетные дни.
Этот юнец безрассудный — в надежде на возраст здоровый,
Тот в накопленьях своих видит опору себе.
Багрянородных царей подводит могущество власти,
100 Значит. тем более всех надобно мне остеречь.