Вивьен попытался заговорить, но боль пронзала его, и он боялся, что закричит и выдаст друга, который оказал ему истинное милосердие. Однако напоследок – чтобы хотя бы отплатить ему – он должен был предупредить:
– Ренар… – с трудом выдавил он, но, сделав вдох для следующего слова, едва не задохнулся от боли. – Ансель… – сумел произнести он, но мучительно застонал, не договорив слово «здесь».
Ренар на миг словно начал на что-то надеяться, однако, имя Анселя подействовало, как пощечина. Он лишь устало покачал головой, моментально почувствовав себя на много лет старше.
– Ну, конечно. Еретик до конца, – хмуро бросил он, стремительно покинув помост смертника.
– Нет… нет… – попытался задержать его Вивьен, но произнести это смог лишь шепотом. Ренар не обернулся к нему, он решительно направился на свое место на помосте. – Прости… – прошептал Вивьен, чувствуя, что будет слабеть каждый миг. Рана была очень серьезной. Широкой, глубокой и, похоже, кинжал попал в печень. Такое ранение убьет его за считанные мгновения.
На помост взошел палач, держа в руке горящий факел. Не задерживаясь и даже толком не глядя на смертника. Он поджег костер в нескольких местах, чтобы тот быстрее занялся, и отошел подальше от помоста.
Вивьен вновь застонал, предчувствуя, какие мучения ощутит перед тем, как рана убьет его, и почувствовал, что плачет. Хворост занялся, дрова начали разгораться.
Вивьен закрыл глаза. Язык пламени лизнул его ногу, и он вновь приподнял тяжелые веки и попытался сдвинуться, протестующе тихо замычав, но путы держали крепко. Эти незначительные попытки к движению отняли последние силы. Он чувствовал, что рана убивает его, но отчего-то до последнего цеплялся за жизнь.
«Пожалуйста!..» – произносил он в мыслях, но не понимал, что должно последовать за этим словом. Молитва? Раскаяние? Крик о пощаде? Он не знал.
И тогда на помощь ему пришел тот самый голос из глубин его темной души:
«Но… я не знаю, что дальше… я… мне…» – Вивьен почувствовал жар огня, и ощутил панику, связавшую узлом все его внутренности, но сил на крик у него не хватило.
«И я никогда не вспомню… о том, что было здесь? Я буду кем-то другим?»
Вивьен чувствовал, что голос звучит все тише, тише, и превращается в отдаленное эхо. Изображение перед глазами начало тускнеть и будто бы отдаляться.
Голова Вивьена Колера бессильно опустилась, и, издав последний тихий стон, напоминавший стон облегчения, он погрузился в блаженную тьму.
***
– Что-то не так? – подозрительно спросил Жиль Даниэль, поднимаясь со своего места. – Обычно к этому моменту смертники уже начинают кричать на костре. Не хотите же вы сказать, что этот еретик заколдован?
Кантильен Лоран и Ренар Цирон перевели на него одинаково уставшие взгляды, полные презрения.
– Вероятно, он умер, – спокойно сказал судья руанской инквизиции. Он изначально знал о плане Ренара: тот сообщил ему о своем намерении перед самым рассветом.
– Умер? – переспросил мэр.
– Его подвергали многочисленным пыткам. Он, видимо, был слишком слаб, чтобы выдержать страх перед костром, – вздохнул Лоран.
– Так или иначе, на то воля Божья, – безразлично отозвался Ренар, глядя на костер, который, он знал, станет его кошмаром до конца дней. – Значит, так было угодно Всевышнему.
Гийом де Борд ничего не говорил. Отчего-то он чувствовал себя так, будто напоследок Вивьен Колер сумел его обмануть.
***
Ансель Асье дрожал, глядя на пылающий костер. К его удивлению, пусть пламя и перекинулось на Вивьена и уже вовсю пожирало его тело, разнося по округе отвратительный и – что было особенно жутко – аппетитный запах горелой плоти, смертник не издавал ни звука. Казалось, душа покинула тело еще до того, как за него принялось беспощадное пламя. Неужели Господь оказался милосерден и забрал его душу к себе Небеса в последний момент?