Еретик Жоффруа Валле

Из всех годных для письма перьев — ястреба, пеликана, лебедя, ворона, утки, гуся и тетерева — Жоффруа Валле отдавал предпочтение третьему и четвертому перу из левого тетеревиного крыла. Он сам затачивал перо специальным ножичком, сам расщеплял его, не доверяя мастерам-заточникам. Пемзу для подчисток ошибок держал самую тонкую. Циркуль, линейку и свинцовый карандаш для разлиновки бумаги хранил в специальном, с бархатным нутром, футляре. А за чернилами отправлялся на улицу Сент-Андре-дез-Ар к знакомому ремесленнику, который изготавливал лучшие в Париже чернила, смешивая в определённых пропорциях сок чернильных орешков из Леванта с вишнёвой камедью.

К бумаге и чернилам Жоффруа пристрастился ещё в бытность свою королевским нотариусом-секретарём. А может, и ещё раньше, в школьные годы. Но одно дело записывать что-то чужое, а другое — излагать на бумаге собственные мысли.

Вот появилась у тебя оригинальная мысль и не даёт покоя. Предположим, мысль о том, что вера бывает двоякого рода. Есть вера, основанная на страхе, и есть вера, основанная на знании. Вера в бога, увы, основана не на знании, но стоит тебе чуточку усомниться в чём-то, как церковь начинает пугать тебя муками ада и пытками. И ты… перестаёшь сомневаться. Потому что боишься. Но вера, основанная на страхе, зыбка и непрочна. Попади верующий христианин в лапы к турку, он, напуганный ещё больше, отречётся от Христа и поверит в Магомета. Не убиваем ли мы веру, защищая её бичом, огнём и железом?

Вот о чём нужно написать книгу! И назвать её «Бич веры». Пусть наша вера будет без бича. Пусть христиан не гонят в церковь палкой и не сжигают только за то, что они не ходят к мессе. Нужно научиться главному — терпимости. По принуждению нельзя ни поверить, ни полюбить. Можно лишь сделать вид, что любишь и веришь.

Как хорошо, как ладно и просто складывалось всё это в голове у Жоффруа! А на бумаге получалось коряво, невнятно и путанно. Однако если переделать одно и то же раз десять, выходит уже и точней, и проще.

Мысль, изложенная на бумаге, — чудо из чудес!

Из размолотого дерева и тряпья получается бумага. На листьях дуба созревают орешки для чернил. В лесу летает тетерев с прекрасными перьями. Ты пишешь пером тетерева по бумаге. Листы бумаги с твоими мыслями можно дать другому человеку, и он, если ты сумел высказаться достаточно убедительно, согласится с тобой, станет твоим единомышленником.

А какой восторг читать и перечитывать чужие рукописи! Попадались такие, что вызывали у Жоффруа чувство зависти. Мысли в рукописях были столь остры и точны, что Жоффруа начинало казаться: подобного совершенства в изложении он достигнуть не сможет.

В тот день Жоффруа увлёкся переписыванием замечательной рукописи и вдруг услышал голос Анжелики Готье:

— Здравствуйте, Жоффруа.

Жоффруа не удивился. В мыслях своих он ни на минуту с ней не расставался.

— Посидите минутку, — сказал он. — Я сейчас. Какие здесь изумительные слова! Какие мысли! Вот бы мне научиться так писать!

— Вы мне прочтёте то, что там написано? — спросила Анжелика.

— Разумеется. Я затем и переписываю рукописи, чтобы дать прочесть их всем честным и мыслящим людям. Вот, к примеру:

«Люди обычно ни к чему так не стремятся, как к тому, чтобы возможно шире распространить свои убеждения. Там, где нам это не удаётся обычным способом, мы присовокупляем приказ, силу, железо, огонь. Беда в том, что лучшим доказательством истины мы склонны считать численность тех, кто в неё уверовал, огромную толпу, в которой безумцев безгранично больше, чем умных людей…»

Или вот:

«Только глупцы могут быть неколебимы в своей уверенности… Кто рабски следует за другим, тот ничему не следует».

У Жоффруа возникало ощущение, что он давно носил в себе такие же мысли, а этот мудрец взял и сформулировал их, чётко и доходчиво изложив на бумаге. Кто он? Где живёт? Не оскудела ещё, выходит, французская земля отважными и мыслящими людьми! Не всех их замучили и сожгли на кострах.

— Чувствуете, какая мысль? — Жоффруа поймал себя на том, что рассуждает вслух.

Он говорил, а Анжелика улыбалась и слушала.

— Кто рабски следует за другим, тот ничему не следует! — горячился он. — Вы понимаете?

— Понимаю, — улыбалась она. — Очень хорошо понимаю и готова рабски следовать за вами всюду, куда вы пойдёте.

— Но это совсем другое! — возмутился он.

И вдруг понял, что происходящее — вовсе не сон. Что Анжелика Готье, которая десятки раз уже являлась ему во сне, теперь на самом деле здесь, в его комнате.

— Как вы разыскали меня? — удивился он.

— Так… — ответила она. — Как люди разыскивают людей?