Эрик Сати

Сценарий Сандрара под названием «После обеда» был посвящен ночной жизни города с точки зрения мужчины, и, как утверждал сам автор, был «очень парижским». Пикабиа расширил формат, из одного акта сделал два и включил две кинематографические интерлюдии – одну после увертюры, вторую в антракте. Сати считал все изменения «очень элегантными» и «на самом деле очень интересными» и работал над партитурой все лето и всю осень 1924 года[199]. Кинематографические вставки, созданные авангардным кинорежиссером Рене Клером, открыли для Сати новую область творчества и вдохновили на первое в истории «покадровое» сочинение музыки для фильма. Это была последняя часть работы над балетом, и Сати очень тщательно координировал и выверял музыку и картинку на экране[200]. Несмотря на то что это был разгар ссоры с Кокто, Ориком и Пуленком, Сати не терял своего своеобразного чувства юмора. В письме к Массо он писал:

Я работаю над «Отменой» по мере сил ‹…›

Всю эту музыку я пишу сам: все бемоли (в особенности) и все диезы (даже дубль-диезы) созданы полностью (с головы до ног!) мною.

Всё это весьма забавно и свидетельствует о недюжинной силе характера ‹…›[201]

К концу октября партитура была готова. Сати с нетерпением ожидал «бойкой премьеры» и предупреждал, что «враг – на этот раз – будет встречен во всеоружии. Мы мобилизуемся!»[202] Сати не зря готовился, что и подтвердила премьера, состоявшаяся 7 декабря 1924 года в театре Елисейских Полей. Уже само название балета – «Отмена спектакля» – было провокацией: обычно так писали красной краской на афишах, когда мероприятия отменялись. Подзаголовок – «инстантанеистский балет» – только еще больше запутывал. По иронии судьбы, ведущий танцовщик Жан Бёрлин заболел в день генеральной репетиции, спектакль «Отмена спектакля» действительно отменили, а премьеру перенесли. Декорации и костюмы были весьма вызывающими: от задника, состоящего из трехсот семидесяти зеркал, слепивших публику, и граффити на занавесе, советующих «сваливать», если кому что не нравится, до Сати и Пикабиа, выезжающих в финале на сцену на автомобиле «Ситроен».

Либретто несколько раз переделывалось, финальная версия так и не была написана, но многие детали можно восстановить по сохранившимся планам и эскизам Пикабиа, а также по фотографиям и отчетам из первых рук о постановке. Персонажи балета: невероятно модная девушка (Эдит Бонсдорф), мужчина (Жан Бёрлин, предположительно он изображал ветерана войны) во фраке и цилиндре, в инвалидной коляске, мужской кордебалет, а также пожарный, появлявшийся в каждой сцене, закуривавший и выливавший ведро воды то в одну бочку, то в другую. Представление начиналось кинематографическим фрагментом, в котором Сати и Пикабиа, в замедленной съемке, прыгали по крыше театра Елисейских Полей, а затем стреляли из пушки в публику. Занавес поднимался, публику слепили зеркала на заднике, Бонсдорф, сидящая в кресле в зале, вставала и перемещалась на сцену – действие начиналось. В первом акте к героине присоединялся Бёрлин, сначала ездивший в электрической коляске по сцене, а затем, очевидно, силой красоты героини опять обретавший способность ходить. Из зала на сцену поднимался мужской кордебалет (восемь человек), и все начинали исполнять «танец вращающихся дверей». Танец превращался в легкий стриптиз, Бонсдорф оставалась в одной розовой комбинации, и несколько мужчин поднимали ее на руках вверх.

Второй акт продолжался в том же ключе. Новый задник, нарисованный Пикабиа, представлял собой путаницу из линий, стрелок и граффити, среди которых был слоган «Эрик Сати – величайший музыкант в мире». Бонсдорф появлялась на сцене в венке из флердоранжа и в окружении мужчин собирала свои вещи, разбросанные по сцене. Затем мужчины раздевались до галстуков и цилиндров и снова усаживались в кресла в зале. Бонсдорф складывала свои вещи в тачку, отвозила их в угол сцены и бросала свой венок актеру в публике, который увенчивал им «королеву» театра из числа зрителей. Бонсдорф также занимала свое место в зале, а на сцену выходила молодая женщина и пела народную песенку «Хвост собаки» с малопристойным содержанием.

В отличие от Пикабиа, для которого этот балет был выражением агрессивной художественной точки зрения, Сати рассматривал «Отмену спектакля» как возможность продемонстрировать тот факт, что эстетика дада не влияет на структурную организацию партитуры: сочинение Сати сработано крепко, вполне самодостаточно и в высшей степени логично. Тем не менее, как Сати и предрекал, балет вызвал громадный скандал, вылившийся в бурную негативную реакцию критиков. Образцом можно считать ругательную заметку Ролан-Манюэля в журнале Pleyel под заголовком «До свидания, Сати»: