Эринии

Попельский наслаждался запахами чистого города. Недавно его омыл ливень, который, как утверждал только что купленный «Львовский утренний курьер», в течение ближайших дней обещал несколько раз вернуться из-за Карпат. Запах озона всегда возбуждал его, может, потому, что навевал определенные эротические воспоминания о венском парке Швайцер Гартен, где он договаривался о свидании с одной горничной-чешкой. Сейчас его мысли кружились вокруг женских тел и роскоши, связанной с ними. В конце концов, эти эротические ассоциации были тесно связаны с его нынешним душевным состоянием. Он должен был вот-вот схватить Ирода, а финал дела, как и апогей плотских наслаждений, казался ему приятнее от того, что задерживался. Так как во время забав с девушками в салон-вагоне он неспешно приближался к цели, полностью контролируя скорость своих движений, так и в этот раз он вполне сознательно, как будто изысканным блюдом, наслаждался своей властью над Иродом, медля с десертом, которым станет уничтожение или задержание преступника. Именно с этим он все сравнивал и ежесекундно похлопывал Гнатышака по спине, чтобы тот ехал медленнее.

— Разве ты не знаешь, друг, — в этом деле что медленнее, то приятнее? — улыбался он полицейскому, который не проявлял никаких ни веселья, ни малейшего понимания того, о чем говорил ему Попельский.

Наконец Гнатышак завернул налево, на улицу Кубасевича и остановился возле табачной лавки. На площади Брестской унии царило оживленное движение. Крестьяне раскладывали на прилавках ларьков молоко, яйца, живых кур и разнообразные ранние овощи. У Попельского аж слюна потекла при виде молоденькой редиски, которую он обожал. Почувствовал утренний голод. Вышел из автомобиля и в сопровождении полицая медленно подошел к двери дома номер десять. Громко постучал в окно дворника. Заспанный мужчина, увидев полицейского в форме, быстренько открыл дверь.

— Фамилия и профессия! — повышенным тоном сказал Попельский, который все бы отдал, чтобы только не видеть больше сейчас никаких сторожей и дворников.

— Да дворник, Пинач Казимир, — отвечал тот немного испуганно.

— Марцелий Вильк здесь проживает? — Комиссар не понижал голоса.

— Да живет на третьем этаже в пятнадцатой квартире.

— Куда выходят окна его квартиры?

— Одно около дверей на балкон. — Пинач уважительно смотрел на полицейского, который стоял рядом с грозным выражением лица. — А второе выходит на улицу.

— Какое? То, что слева?

— Ая!

Попельский обстоятельно осмотрел указанное окно. Стена везде была гладко оштукатурена. Никто не смог бы спуститься по ней, не получив повреждений, а об тротуар разбился бы даже знаменитый эквилибрист человек-муха, чьи выступления собирали во Львове огромные толпы, пока акробат не упал с здания на улице Легионов.

Попельский приказал Гнатышаку следить за окном и стрелять, если кто попытается сквозь него убежать, а сам двинулся через двор на балкон-галерейку на третьем этаже. Через мгновение он уже стоял под дверью с номером пятнадцать. Вытащил из кармана браунинг. Напряг мышцы рук и ног. Так же замирали его мышцы во время оргии в вагоне, когда он замедлял фрикционные движения. Сейчас он имел полную власть над Иродом, так же, как это бывало с проститутками, что постанывали под весом его тела. Преступник наверняка сладко спал в своем доме, не подозревая, что настал его конец. Попельский стоял со снятым с предохранителя пистолетом и представлял себе какое-то неосторожное движение Ирода, грохот выстрела и красное пятно крови, что разливается на груди садиста, который мучает детей.

Комиссар не собирался рисковать. Снял пиджак, жилет и галстук. Все это повесил на перилах. Уперся в них, а потом со всей силы кинулся на закрытую дверь. Его девяностокилограммовое тело чуть не ввалилось в помещение вместе с косяком, обломками досок и чешуйками масляной краски, как вдруг дверь открылась, и в ней предстал худощавый мужчина с узелком под мышкой.

— Что такое! — рявкнул он. — Нападение! Караул, полиция!

— Это я полиция. — Попельский отскочил и направил браунинг на мужчину.

— Как раз вовремя, потому что я как раз на работу фалюю[60]. — Мужчина усмехнулся. — А что случилось? Может, того нашли, что у меня документы заіванив[61] полгода назад, а, пан начальник? Полиция не спешит, или поступает справедливо…

— Где у вас вытащили документы?

— Да я знаю где! Где-то на Клепарове. Да я накиряный был!

Попельскому случилось несколько раз в вагоне неожиданно утратить мужскую силу. Когда все эти упражнения, напряжение мышц и замедление заканчивались позорным бессилием.

Обычно он добирал тогда бутылку водки, чтобы напиться. Но сейчас у него не было при себе ни капли алкоголя. Хотя жаждал его, как никогда.

XII

Громкий детский плач разбудил Риту Попельскую. Она открыла заспанные глаза. Ежик в своей кроватке трепал сетку и пытался из нее вылезти. Характерный запах и ползунки, обвисшие между ножками мальчика, свидетельствовали о здоровой и регулярной пищеварительной функции.