Эринии

В отличие от дворника, маляр и строитель Теодор Букета спал мертвым сном. Он уже давно заметил: чем больше грехов на его совести, тем крепче он спит. Понятие чистой или нечистой совести было для мастера Букеты само собой разумеющимся. Он считал себя человеком порядочным, постоянно при этом обманывая заказчиков, которые были богатыми и, по его представлениям, должны были делиться с более бедными соседями, а в первую очередь с ним самим. Хуже всего Букета обманывал тех богачей, которые были незнакомы с техническими и строительными вопросами. Ему казалось, что именно они больше всего его презирают. «Я в этом не разбираюсь, потому что меня создали с высшей целью, мне не приходится пачкаться в известке, как тебе, несчастный работяга», — так мастер интерпретировал любое техническое невежество своих работодателей. И тогда, разгневанный этим кажущемся пренебрежением, завышал стоимость заказа, покупая больше материалов, чем это было нужно. Остатки продавал, а полученные таким образом доходы тратил на конных скачках на Персенкивцах. Заказчика, который разбирался в ремонтных работах, Букета уважал как брата, а брата не годится обворовывать, даже если он богатый.

Несколько дней назад к нему обратилась некая дама из высших кругов. Мастер с удивлением тер глаза. Эта женщина не только знала толк в строительном деле, но и имела смелость считать, что некоторые его услуги слишком дорогие! Кроме того, несмотря на почтенный возраст, она была неплоха по части красоты, изысканно одета и элегантна, что в сочетании с ее самостоятельностью и решительностью как-то странно возбуждало Букету. Поэтому он решил ее обмануть, во-первых, потому, что по его принципам ни одна баба не будет им командовать, а во-вторых — чтобы унизить ее в своих глазах, а это уже имело для него почти эротическое значение. Поэтому, начав ремонт ее огромного жилища на улице Понинского, он купил на Рынке в Зюдгоффе пять ведер краски, тогда как четырех было более чем достаточно. Немного погодя почувствовал заметное беспокойство, когда один из его подмастерьев оговорился, без какой-либо связи, в конце концов, с этой сделкой, что их заказчица — кузина Лыссого, с которой он, несомненно, живет на веру. Однако страх перед комиссаром не нарушил в настоящее время Букету сна, поскольку чем больше грехов было на совести мастера, тем крепче он спал.

Этой ночью ему снилось, что дверь пронзительно скрипит. Надоедливый звук повторялся все чаще, как будто кто-то крутил ручкой несмазанной шарманки. Дверь открывалась и закрывалась, а сквозняк, образовавшийся таким образом, овевал лицо спящего.

Букета открыл глаза. То был не сон. Возле спальной ниши стояло трое человек: его жена Анеля, дворник Коцибала и незнакомец, который открывал и закрывал створку двери. Букета протер глаза и внимательно присмотрелся к третьему лицу. И вдруг почувствовал спазм гортани и влагу под мышками.

— Даже животное не заснуло бы в такой духоте. — Лыссый развеивал дверью застоявшийся воздух в нише, а в протянутой руке держал какой-то счет.

Мастеру Букете стало так же нехорошо, как несколько минут перед тем дворнику Коцибале.

Через четверть часа Букета и Коцибала сидели в каморке дворника над бутылкой самогона.

— Тот Лыссый какой-то не того. — Коцибала сделал пальцем круг на лбу. — Чтобы так прийти к тебе, Тоська, и платить счета в темноте!

— Гопи[53] є гопи. — Букета наполнив чарки. — Я могу и ночью взять! Но чтобы так посреди ночи за кирку спрашивать! О какой-то аренде инструментов!

— Хорошо, что больше ничего не спрашивал. — Коцибала облегченно перевел дыхание и поднял рюмку.

— Я с пулицаями-то имел дело много лет назад, как пiд гарою[54] пнул в задницу какого-то шмайґелеса[55]. — Букета тоже облегченно вздохнул. — Ну, гоп в тот глупый клюв!

* * *

Доходил второй час. Время тайных визитов в борделях и апогея пьянства в нелегальных барах. В это время порядочные супруги уже давно спят, а непорядочные приобретают или передают сифилитическую заразу. В этой поре утомленные чахоточные шлюхи на Мостках теряют остатки надежд на клиента, старые ляфіринди[56] проститутки в малинах, никому не нужные и равнодушные, заглядывают пьяницам в глаза, непокорные студенты и украинские радикалы произносят путаные тирады, осуждая общественный строй, азартные игроки, проиграв все до нитки, стоят в подъездах с пистолетом у виска, а больные, измученные бессонницей полицейские ведут безнадежные расследования.

Попельский мчался на своем «шевроле» сквозь ночной город и улыбался сам себе. Он любил это время львовских батяров.

X

Комиссар начал от склад машин на Пекарской, 13. Кроме кооператива «Инструменты» на Казимировской, это было первое из двух подозрительных мест, которые только что назвал ему мастер Букета.