Эринии

— Видите. — Пидгирный продолжал протягивать руку. — Он определил себе цель. Если вы его не поймаете, то обречете своего внучка на страдания. А схватить его мы можем только таким образом. Нам известно, кого он себе назначил, кому стремится причинить боль. Вашему внуку.

Попельский оттолкнул протянутую руку Пидгирного и достал трубку. Медик потемнел на вид от ярости, а потом молча вышел из комнаты.

— Вон отсюда! — крикнул ему вслед Попельский и ударил ладонью по рычагу. — Это Попельский, разговор будет секретный. Винники 23, — приказал он полицейской телефонистке.

— Ал-ло-о-о, — раздалось через мгновение. — Говорят, что меня соединили с полицией. Это вы, пан кумисар?

— Вторая просьба к золотой рыбке.

— Золотая рыбка слушает.

— Охрану для моей дочери и внука. Круглосуточную. Немедленно. Они живут в доме…

— Мне известно, где они живут. Золотая рыбка исполнит просьбу. Через пять минут они будут самыми защищенными людьми во Львове.

— На всякий случай запру их дома, — сказал себе Попельский, положив трубку. — Твое слово, пейсатый, стоит столько, сколько посох, которым ты ударил меня по башке!

VIII

Приближалась полночь. Попельский сидел у стойки бара в Зеленом зале ресторана «Атлас» и всматривался в зеркало, что висело над рядом бутылок таким образом, чтобы каждый клиент мог хорошо в нем видеть и себя, и зал. Назначение этого привычного для бара атрибута составляло для Попельского определенную загадку, которую он разгадывал в минуты скуки. Тогда он искал ответ на вопрос, зеркало повесили с эстетической или познавательной целью, или оно появилось вследствие господства моды. Взвешивал аргументы «за» и «против» и обычно выбирал первую или вторую гипотезу. Сегодня эти рассуждения Попельскому не помогали. Не развлекали его. Сегодня скука и фрустрация были слишком едкими.

Комиссар выпил четвертые пятьдесят граммов «Монопольной» и наложил на шпичку шляпку маринованного подберезовика. Обычно к водке он любил грибы, селедку, соленые огурцы и холодный шницель. Сегодня ему не понравилось ничего, кроме водки, что была, как всегда, безотказная и предсказуемая. Не обещала ничего, кроме короткого райского блаженства и длительного адского похмелья. Она ставила вопрос напрямик: завтра я предъявлю тебе счет, который будет настолько высоким, насколько значительным окажется твое счастье сегодня. Это была правда, потому что алкоголь руководствовался дихотомичной логике «правда — ложь» и по отношению к грядущему. Это была отчаянная логика, поскольку будущее четко определялось прошлым.

Попельский откинулся на стуле и закурил сигарету. Как жаль, подумал он, что не всегда будущее можно предсказать с помощью разума, особенно в работе детектива. Я мог бы целыми неделями ждать, чтобы без труда получать результат «правда» или «ложь». Я заложил бы в некую мыслящую машины данные шляпников и поставил вопрос: человек с такими чертами покупал у вас котелок? И через некоторое время получил бы результат: нет, ни один человек такой внешности не покупал у нас котелка. Конечно, об этом я сам узнал сегодня после кучи звонков и посещения львовских торговцев. Зато сколько надежд я потерял! Преисполненный надежды, я мчался от одного лавочника к другому, который за последние два месяца продал хотя бы один немодный ныне котелок! А тогда каждый шляпник уставлялся в лист с портретом и отрицательно качал головой.

Тогда появлялось чувство бессилия, назойливая мысль об отказе от расследования. Надежда утекала из меня капля по капле. Машина, которая бы анализировала данные, лишила бы меня надежд за один миг, отрубила бы мне башку одним ударом, а не выпускала медленно кровь! Это было бы значительно лучше. Парадоксально, но искусственный автомат стал бы гуманнее, чем мир, в котором мне приходится действовать. Кроме того, заведя туда данные, я бы не боролся с ощущением абсурдности собственных действий. Что с того, что некий продавец узнает на рисунке Ирода? Неужели это поможет мне схватить преступника? Разве кто-то спрашивает у покупателя, кто он такой и где живет? Нет! Проходят годы, вздохнул он, а я становлюсь все тупее. Зубик приказал делать глупости, поэтому Попельский их делает! А такой автомат отвечал бы на любые вопросы, даже самые дурацкие! И я знал бы результат, и не сидел бы в этой забегаловке, тщетно спрашивая себя над рюмкой мутной водяры, которая завтра на меня отыграется!

Кивнул бармену на пустую рюмку, а когда тот наполнил ее, Попельский открыл блокнот. Отцепил от него свой «Вальдманн» и еще раз просмотрел список всех тридцати трех львовских производителей и продавцов шляп. У двенадцати из них в течение последних двух месяцев продались пятнадцать котелков, но ни один покупатель не был похож на человека с портрета.