Эринии

Именно сейчас, выслеживая мелкие и не очень ошибки Горация, Попельский напряженно ждал, пока отзовется телефон.

Это случилось сразу после восьми вечера. Комиссар радостно смотрел на трубку, которая подпрыгивала на рычагах, и вовсе не торопился ее поднимать. Взял трубку после седьмого звонка.

— Алло, — медленно проговорил он. — Попельский у телефона.

— Я уже не выдерживаю с этим ребенком! — послышался голос Риты с истерическими нотками. — Уже не выдерживаю! Вы понимаете, папочка?!

Комиссар знал, что должен как можно скорее закончить этот разговор, потому что таинственный Мордатый как раз мог звонить. Попельский опасался, чтобы сигнал «занято» не отбил у него желания.

— Доченька, — молвил он ласково. — Я сегодня к тебе зайду. И тогда поговорим. Расскажешь, что случилось. А сейчас прости. Я жду важный звонок.

Положил трубку и громко захлопнул Горациевы «Оды». Телефон зазвонил во второй раз. На этот раз Попельский поднял трубку после третьего сигнала.

— Я не буду сидеть дольше с этим ребенком дома, вы понимаете, папа? — Рита раздраженно шипела в трубку. — Ежик аж кипит энергией, он должен выбегаться. Завтра пойду с ним на детскую площадку или в парк, нравится вам это или нет!

— Поживи несколько дней на Крашевского, — спокойно посоветовал комиссар. — Ганна и Леокадия помогут тебе с ребенком.

— Вы что, шутите? — шипение приобрело вопросительную интонацию. — Я отнюдь не желаю снова жить с тетей. Достаточно, что прожила с ней восемнадцать лет! Это уж слишком!

На этот раз Рита первой бросила трубку. Попельский подумал, что дочкины выводы лишены логики, ибо вскоре они и так будут жить все вместе на Понинского. Кроме того, ее поведение была ему непонятно, ведь в последнее время Леокадия относилась к Рите очень нежно. Комиссар решил, что Ритина способность логически мыслить чрезвычайно пострадала. Вытащил сигарету из портсигара и постучал ею о стол. Потом закурил, сплел ладони на затылке и потянулся на стуле. Дочерин звонок, несмотря на все, очень его обеспокоил. Рита, которая была с детства непослушной, после рождения Ежика отнюдь не стала больше считаться с родительскими приказами и запретами. Она была нетерпелива и своевольна, а его предостережения и советы объясняла чрезмерной суровостью подозрительного полицейского, упрямого пса-ищейки, который всюду вынюхивает преступления и сговор. Конечно, Попельский был недоверчивым следователем, но одновременно и снисходительным отцом. Он знал, что после третьего звонка, который прозвучит через минуту, сможет позволить Рите выйти из дома и пойти с Ежиком на детскую площадку. В конце концов, ее охранял таинственный опекун, посланник Моше Кичалеса.

Когда телефон зазвонил в тот вечер в третий раз, Попельский поднял трубку после первого звонка.

— Я разрешаю тебе выйти из дома, — сказал он. — Можешь завтра пойти погулять.

— И премного благодарен, что позволили мне шпацір-ґанґ[70], — услышал он тихий голос, который сразу замолчал.

Попельский также молчал. Сейчас он должен сказать кое-что, по чему его собеседник его узнает. Вытащил из кармана пачку из-под сигарет.

— Глиста, — прочитал медленно.

— Через полчаса, — послышалось из трубки. — Можешь быть в «Калушской пивной». Знаешь, где это?

— На Лычаковской.

— Сиди там и жди терпеливо. Без шапокляка на голове.

В трубке зазвучали короткие гудки. Попельский поднялся и взглянул на часы. В течение получаса он быстрой походкой должен успеть добраться туда пешком. Застегнул воротничок сорочки, поправил янтарную заколку в галстуке, а потом мягкой тряпочкой вытер пыль с ботинок. Хлопнул себя по брюху, обеспокоенно поняв, что оно немного увеличилось, надел шляпу, закинул на плечо пиджак и вышел из комнаты. На лестнице услышал звонок своего телефона. Тихонько выругался, хлопнул ладонью по перилам и сбежал вниз. Дочкины истерики ему надоели.

XVII

«Калушская пивная», несмотря на место расположения, считалась хорошим рестораном, где подавали вкусные домашние обеды. В полдень сюда ходила преимущественно ремесленная молодежь и мелкие чиновники с расположенной поблизости воеводской управы, которую продолжали звать «наместничеством», и даже студенты медицинского факультета. Интерьер здесь был скромный, хотя определенного шика добавляли изогнутые стулья, напоминавшие про «Венскую кофейню» или «Cafe de la Раіх». Вечерами сюда приходили братья Кубиш, дуэт аккордеонистов, который привлекал своей музыкой умелых и не очень танцоров.

Попельский принадлежал ко второй категории и, как только мог, избегал ресторанов, где надо было танцевать. Он прекрасно осознавал, что ему медведь наступил на ухо и, как говорила Леокадия, даже дуб Гроттгера в Иезуитском саду имел лучше чувство ритма. Его раздражали музыка и танцоры, что кружились в вальсе, и разъяряли пренебрежительные взгляды немногочисленных и случайных партнерш в танце. «Калушская пивная» предлагала таким безнадежным танцорам, как комиссар, совсем другие прелести. К ним принадлежало отличное львовское пиво и простые, но вкусные закуски.