Задержанный утверждает, что приобрел керосин для собственных нужд, а купил его на Стрыйском базаре. Разлитие керосина под синагогой объяснял алкогольным опьянением, поскольку не собирался ничего поджигать. Ввиду отсутствия оснований он был оставлен в отделении до вытрезвления, на следующий день отпущен на волю.
Взгляд Попельского остановился на заголовке рапорта. Задержанного с бутылем керосина звали Марцелий Вильк.
XV
Львовяне были традиционалистами и отличались полным равнодушием к любым новинкам, которые вводила городская власть.
Парк Костюшко упорно называли старым именем — «Иезуитский сад», а тюрьму продолжали звать «Бригидками», хотя продолговатый, мрачный бывший монастырь на улице Казимировской император Иосиф отобрал у сестер-бригидок более полутора веков назад, предназначив его под уголовное заведение.
Оказавшись вблизи «Бригидок», Попельский всегда задумывался над этими консервативными названиями и даже заключил две гипотезы, которые касались названия тюрьмы. Во-первых, население могло называть это здание так из чувства солидарности с монахинями, у которых вышеупомянутый император грубо реквизировал их собственность, во-вторых, «Бригидки» были своеобразным ласковым названием ужасного сооружения. Это напоминало явление, похожее на древнегреческий обычай, по которому кровавые богини мщения, Эринии, назывались Эвменидами, то есть «Ласковыми».
Попельский отвлекся от ономастической проблематики и мысленно вернулся к новой гипотезе. Он знал, что приближается к ключевому, самому важному моменту и не двинется дальше ни на шаг, если не убедится и не установит, кто использует паспорт Марцелия Вилька. Это можно было сделать несколькими способами. Или упросить Зубика, чтобы возобновил расследование по делу похищения паспорта, или попросить Моше Кичалеса, чтобы тот приказал своим людям добыть такую информацию. Первый метод заранее был обречен на неудачу, причем отнюдь не из-за личного упрямства Зубика, а потому что пьяного Вилька обокрали где-то на Клепарове, и через полгода невозможно было воссоздать обстоятельства этого преступления. Второй способ был хорош, но стал бы, увы, последней просьбой к «золотой рыбке». А Попельский продолжал верить, что последняя просьба к Кичалесу будет совсем другой, что это будет венец всего расследования, так сказать
Эдвард Гавалюк, которого звали Эдзё, вошел в помещение в сопровождении надзирателя. Начальник Пясецкий погасил сигарету и поднялся.
— Оставляю его вам, пан комиссар, — произнес он, направляясь к выходу.
— Спасибо вам, пан начальник, — сказал Попельский. — Это будет не дольше, чем четверть часа.
Когда они остались вдвоем, Попельский кивнул узнику на стул.
— Садись, Эдзё. — Положил перед собеседником картонную пачку «Египетских». — Закуришь?
— Нет. — Гавалюк оттолкнул пачку в сторону Попельского так сильно, что та упала на пол.
— Ну, что же. — Комиссар усмехнулся, поднял сигареты и снова положил их на стол. — Здоровее будешь. А может, выпьешь? Это здоровью не вредит. Не пятнает ни мундира, ни чести. Так же, как разговор со мной.
Поставил перед узником фаянсовую плоскую фляжку с водкой «Карпатовка». Тот на нее даже не взглянул.
— Ты мне нравишься, Эдзё. — Попельский снял шляпу и почесал шрам на голове. — У меня к тебе слабость. И вовсе не из-за того, что я тебя сюда запихал, и что мы оба празднуем именины в один день, 13 октября. Нет. Это потому, что у меня, как и у тебя, есть дочь. И я так же, как и ты, люблю ее больше всего. Однако в отличие от тебя, я знаю, что происходит с моей дочкой. А ты нет. А может, хочешь знать?
Гавалюк протянул руку и взял сигарету. Попельский поднялся и дал ему прикурить. Эдзё с наслаждением затянулся дымом, прищуривая глаза.
— Так что ж такого делается с моей дочкой? — спросил он.
— Все сейчас узнаешь. Но сперва я должен кое-что узнать от тебя. Какой-то доліняж[67] на Клепарове полгода назад украл документы на имя Марцелия Вилька. Сейчас эти документы использует Ирод. Тебе известно, кто такой Ирод?
— Нет.
— Ты слышал про убийство ребенка на Жолкевской?
— Да.
— Его убил Ирод. А знаешь ли ты о том, как другому ребенку переломали ножки? Этого мальчика запихнули в бочку на фабрике ультрамарина на Слонечной. К счастью, малыш выжил. Об этом ты слышал?
— Да.
— Много ты здесь слышишь.
Наступила тишина, которая Попельскому даже понравилась. Эдзё не говорил, когда его ни о чем не спрашивали. Хорошая черта.