Эркюль Пуаро

– Теперь о докторе Брайанте. Что о нем можно сказать? Занимает большой пост на Харли-стрит. Вряд ли обратился бы к ростовщице-француженке за деньгами. Но ведь как знать! А если с доктором случится какая-нибудь неприятность и она всплывет наружу, то это зачеркивает всю его карьеру! Вот в этом случае может пригодиться моя мысль о категории ученых преступников. Такой человек, как Брайант, вращающийся в самых верхах, конечно, на короткой ноге со всеми научными работниками медицины. Он вполне мог раздобыть пробирку со змеиным ядом где-нибудь в лаборатории.

– Ну, уж нет, друг мой, такие препараты находятся на строгом учете, – запротестовал Пуаро.

– Даже если это и так, то ловкий человек всегда сможет произвести подмену и остаться вне подозрений.

– В ваших словах, несомненно, есть истина, – согласился Фурнье.

– Но тогда становится непонятным, почему он сам привлек внимание к отравленной колючке? Почему бы ему просто не объявить о естественной смерти женщины, ну, скажем, от разрыва сердца?

Пуаро кашлянул. Собеседники в недоумении взглянули на него.

– Я не уверен, – сказал он, – что доктор первым высказал такое... как бы это сказать... предположение об убийстве. Вообще-то говоря, все выглядело так, будто она действительно умерла естественной смертью или же от укуса осы. Помните? Там ведь еще была и оса.

– Где уж тут забыть об этой осе! – вставил Джепп. – Вы только о ней и говорите.

– И все же, – продолжал Пуаро, – эту колючку заметил и поднял с пола я. И как только я ее нашел, всплыл вопрос об убийстве.

– Во всех случаях эта колючка была бы обнаружена.

Пуаро покачал головой.

– Но ведь и сам убийца мог бы незаметно поднять ее.

– Сам Брайант?

– Брайант или кто-то другой.

– Хм... Довольно рискованно.

Фурнье возразил:

– Легко так говорить теперь, когда вы знаете о преступлении. Но представьте себе, леди вдруг умирает якобы от сердечного приступа, а какой-то человек роняет в этот момент носовой платок и, нагнувшись, поднимает его. Кому придет в голову обращать внимание на этот факт? О нем тут же забудут.

– Да, вы правы, – согласился Джепп. – Придется оставить Брайанта в списке возможных преступников. Он мог повернуть голову и через спинку кресла пустить стрелу по диагонали. Но почему же опять никто этого не заметил?.. Но хватит, не хочу больше об этом думать. Кто бы ни совершил это убийство, оно осталось незамеченным.

– Этому, как мне кажется, должно быть свое объяснение, – сказал Фурнье. – И его может нам подсказать, как я понял, – он улыбнулся, – лишь мосье Пуаро. Я хочу сказать, мы снова столкнулись с психологической стороной дела.

– Продолжайте, друг мой, – сказал Пуаро. – Меня очень заинтересовала ваша мысль.

– Предположим, – сказал Фурнье, – вы едете на поезде, проезжаете мимо дома, объятого пламенем. Все взоры мгновенно устремляются к окну. Внимание всех приковано к определенному объекту. В такой момент преступник может спокойно вынуть кинжал и зарезать человека, никто этого не заметит.

– Верно, – сказал Пуаро. – Я вспоминаю одно дело, которое мне пришлось разбирать, дело об отравлении. Там тоже всплыл именно такой момент. Как вы изволили назвать, «психологический». Если во время полета «Прометея» случилось нечто подобное, то...

– Это мы должны выяснить у стюардов и пассажиров, – сказал Джепп.

– Правильно. Но если такой психологический момент имел место, то логично предположить, что он мог быть создан самим преступником. Он должен был суметь сделать что-то особенное, чтобы произвести эффект.

– Совершенно верно, – сказал француз.

– Хорошо, мы возьмем это на заметку и будем наводить справки, – сказал Джепп. – А теперь я перехожу к пассажиру, занимающему место под №8. Это – Дэниел Майкл Клэнси.

Джепп произнес это имя с заметным удовольствием.

– С моей точки зрения, этот Клэнси наиболее подозрительный из всех. Нетрудно себе представить, что автор запутанных детективов мог проявлять интерес к змеиному яду и уговорить какого-нибудь ничего не подозревающего ученого-химика дать ему немного этого яда! Не забывайте, он был единственным из всех пассажиров, проходившим мимо кресла Жизель!

– Уверяю вас, друг мой, – сказал Пуаро, – я этого не забыл.

– И он мог пустить в ход эту трубку с довольно близкого расстояния, – продолжал Джепп, – ему ни к чему были «психологические моменты», как вы их назвали. У него имелись весьма хорошие шансы остаться незамеченным. Заметьте, он сам сказал, что знает все об этих трубках.

– И, видимо, привел всех в замешательство своим заявлением.

– Это – самый обыкновенный трюк, – сказал Джепп. – А что касается той трубки, которую он нам показал сегодня, то никто не может утверждать, что именно ее он купил два года тому назад. Мне все это представляется весьма подозрительным. Я думаю, для психики человека очень вредно, когда его мысли без конца заняты одними преступлениями и детективными историями. Если он без конца читает обо всех подобных случаях, это подбрасывает в его голову всякие мысли.

– Писателю совершенно необходимо иметь в голове мысли, – сказал Пуаро.