– Это неправда. Почему мадам должна была иметь врагов?
– Ну, это вы уж зря, мадемуазель Грандье, – сухо сказал Фурнье. – Профессия ростовщика всегда связана с некоторыми неприятностями.
– Правда, кое-кто из клиентов мадам вел себя иногда неразумно, – согласилась Элиза.
– Устраивали скандалы, да? Угрожали?
Служанка покачала головой.
– Нет, нет, в этом вы неправы. Где уж
В голосе ее ясно слышались презрительные нотки.
– Очевидно, мадемуазель, иногда они действительно не могли уплатить долг, – сказал Пуаро.
Элиза Грандье пожала плечами.
– Возможно, но это уже их дело. В конце концов, они его всегда возвращали.
И в тоне ее прозвучало удовлетворение.
– У мадам Жизель был твердый характер, – сказал Фурнье.
– Мадам была справедлива.
– А вы не испытывали сочувствия к жертвам?
– Жертвам, жертвам... – сказала раздраженно Элиза. – Как это вы не понимаете? Разве обязательно влезать в долги, жить не по средствам, прибегать сюда, занимать деньги? Неужели они должны были рассчитывать на такие подарки? Это уж слишком! Мадам всегда была справедливой и честной. Она давала деньги и терпеливо ждала их возврата. Сама она никогда не имела долгов. Она за все платила сполна. Никогда не держала ни одного просроченного счета. И если вы считаете, что у мадам был трудный характер, то это не правда. Мадам была доброй женщиной, делала пожертвования в пользу бедняков, давала деньги на благотворительные цели. А когда заболела жена Жоржа, нашего швейцара, то мадам заплатила за больницу.
Она замолчала, лицо ее раскраснелось, она была явно рассержена.
– Вам этого не понять, – повторила она. – Вы совсем не знали мадам.
Фурнье подождал, пока служанка немного успокоится, и сказал:
– Вот вы заметили, что клиенты мадам,
Элиза пожала плечами.
– Я ничего не знаю, мосье. Совсем ничего.
– Вы знали достаточно много, потому что сожгли документы мадам.
– Я просто выполнила ее волю. Если когда-нибудь, говорила она, со мной произойдет несчастный случай, или если я внезапно умру вдалеке от дома, ты должна будешь уничтожить все деловые бумаги.
– Те бумаги, что были в сейфе внизу? – спросил Пуаро.
– Да. Ее деловые бумаги.
– А они находились в сейфе в конторе?
Его настойчивый вопрос заставил Элизу покраснеть.
– Я выполняла указания мадам, – повторила она.
– Это я знаю, – улыбнувшись, сказал Пуаро. – Но бумаги хранились не в сейфе. Ведь так? Этот сейф слишком примитивный, его мог бы открыть любой человек. Бумаги хранились в другом месте. Очевидно, в спальне мадам?
Элиза некоторое время молчала.
– Да, в спальне. Мадам всегда делала вид, будто хранит бумаги клиентов в сейфе, но на самом деле этот сейф стоял лишь для отвода глаз. Все хранилось в спальне мадам.
– Не проводите ли вы нас туда?
Элиза встала, оба мужчины последовали за ней. Спальня была довольно большая, но в ней стояло так много богатой громоздкой мебели, что негде было повернуться. В углу стоял большой старинный сундук. Элиза подняла крышку и вытащила шерстяное платье старинного фасона на шелковой подкладке. К внутренней стороне этого платья был пришит огромный карман.
– Все документы хранились здесь, мосье, – сказала она. – Запечатанные в большом конверте.
– Три дня тому назад, когда я разговаривал с вами, вы ничего мне об этом не сказали, – гневно вскричал Фурнье.
– Простите, мосье. Но вы ведь спросили, где бумаги, которые должны были находиться в сейфе. Я ответила, что сожгла их. И это было правдой. А где именно хранились бумаги, вы меня не спрашивали.
– Верно, – сказал Фурнье. – Вы понимаете, мадемуазель Грандье, что вам не следовало сжигать эти бумаги?
– Я выполняла распоряжение мадам, – угрюмо ответила Элиза.
– Я знаю, вы хотели сделать как лучше, – сказал Фурнье успокаивающим тоном. – А теперь я хочу, чтобы вы меня внимательно выслушали, мадемуазель.
Элиза тяжело задышала, наклонилась вперед и сказала, подчеркнуто выделяя слова:
– Нет, мосье. Я их не просматривала. Я их не читала, сожгла конверт, не распечатывая.
Глава 10
ЧЕРНАЯ КНИЖЕЧКА
Фурнье долго и пристально смотрел на Элизу, но, убедившись, что она сказала правду, отвернулся и в отчаянии махнул рукой.
– Очень жаль, мадемуазель. Вы поступили честно. Но все же очень жаль.
– Ничем не могу вам помочь, мосье. Простите.