Эркюль Пуаро

Пуаро еще раз обошел комнату, сел и в упор посмотрел в лицо Элизе. Под его испытывающим взглядом француженка почувствовала себя беспокойно.

– Мосье хочет еще что-то спросить?

– Мадемуазель Грандье, знаете ли вы, кто убил вашу хозяйку?

– Нет, мосье. Клянусь вам перед богом.

Она произнесла это искренне. Пуаро испытывающе посмотрел на нее и отвел взгляд.

– Bien, – сказал он. – Допустим, это так. Но знать – это одно, а подозревать – другое. Нет ли у вас предположений относительно того, кто мог это сделать?

– Понятия не имею, мосье. Я уже сказала об этом инспектору полиции.

– Вы могли сказать ему одно, а мне – другое.

– Зачем вы так говорите, мосье? Почему я должна так поступать?

– Потому что давать показания полиции далеко не одно и то же, что давать их частному лицу.

– Да, – согласилась Элиза, – вы правы.

На ее лице появилось выражение нерешительности. Казалось, она о чем-то задумалась. Пристально разглядывая ее, Пуаро наклонился поближе и сказал:

– Хотите, я вам сам расскажу, мадемуазель Грандье? В мои обязанности входит не верить никаким рассказам без подтверждений. Я никогда не подозреваю какого-то одного человека. Я подозреваю всех сразу. Все, имевшие отношение к преступлению, рассматриваются мной как преступники до тех пор, пока тот или иной человек не подтвердит свою невиновность.

Элиза Грандье сердито посмотрела на него.

– Не хотите ли вы сказать, что и меня подозреваете в убийстве мадам? Это уж чересчур! Подобная мысль – просто нелепа. Вам никто не поверит.

Грудь ее то поднималась, то опускалась.

– Нет, Элиза, – сказал Пуаро. – Я не подозреваю вас в убийстве мадам, ее убил один из пассажиров самолета. Значит, это было сделано не вашей рукой. Но вы могли способствовать этому убийству, могли кому-то сообщить подробности поездки мадам в Англию.

– Я этого не делала, клянусь вам.

Пуаро какое-то время молча смотрел на нее. Потом он кивнул головой.

– Я вам верю, – сказал он. – Но, тем не менее, вы что-то скрываете. Да, скрываете! Послушайте меня внимательно. В каждом деле, связанном с преступлением, при допросе свидетелей сталкиваешься с одним и тем же. Каждый что-то старается утаить, хотя довольно часто на поверку это оказываются мелкие, не имеющие отношения к делу детали. Вот и с вами происходит то же самое. О, не отрицайте! Мое имя – Эркюль Пуаро, я-то уж знаю! Когда мой друг мосье Фурнье спросил, уверены ли вы, что ничего не забыли нам рассказать, вы растерялись. И, не желая этого, против своей воли отвечали уклончиво. Значит, что-то здесь есть. И я хочу знать, в чем дело.

– Но это сущий пустяк.

– Возможно. Но все равно, почему бы вам не рассказать? Помните, – сказал он, заметив ее нерешительность, – я не из полиции.

– Да, верно, – согласилась Элиза. Она все еще колебалась. – Мосье, я в трудном положении. Не знаю, как отнеслась бы к этому сама мадам.

– Существует поговорка: «Одна голова – хорошо, а две – лучше». Давайте посоветуемся, вместе обсудим это дело.

Женщина все еще никак не могла решиться.

– Вы очень преданный человек, Элиза, – сказал Пуаро с улыбкой. – Я понимаю, это касается вашего отношения к умершей хозяйке?

– Вы совершенно правы, мосье. Мадам доверяла мне с первого дня, я всегда честно исполняла ее приказания.

– И вы, кроме этого, были еще благодарны ей за очень большую услугу, которую она вам оказала, правда?

– Мосье очень догадлив. Да, правильно. Я этого и не хочу скрывать. Меня обманули, мосье, украли все мои сбережения. У меня был ребенок. Мадам отнеслась ко мне с участием. Она позаботилась, чтобы ребенка устроили на ферме у добрых людей. Ферма была чудесная, мосье, а люди честные. Именно в тот момент она и сказала мне, что она тоже мать.

– Она говорила, сколько лет ее дочери, где она живет и так далее?

– Нет, мосье. Она говорила об этом так, будто этот момент в ее жизни давно прошел и забыт навсегда. Она сказала, так будет лучше. Девочка хорошо обеспечена, ее вырастят, обучат профессии. А она оставит ей наследство после своей смерти.

– Она вам больше ничего не говорила ни о ребенке, ни о его отце?

– Нет, мосье. Но я догадывалась...

– Говорите, мадемуазель Элиза.

– Но ведь это только моя догадка, вы понимаете?

– Да, понимаю.

– Мне казалось, отец ребенка – англичанин.

– А почему вы подумали именно так?

– Я не могу сказать ничего определенного. Но в голосе мадам всегда звучала горечь, когда заходил разговор об англичанах. И еще она очень радовалась, если ей представлялся случай проявить свою власть над англичанином. Но это всего лишь мое впечатление...

– Да, но оно может быть очень ценным. Оно раскрывает возможности... А что с вашим ребенком, мадемуазель Элиза? Это девочка или мальчик?

– Девочка, мосье. Она умерла. Умерла уже пять лет тому назад.

– О, примите мои сожаления.

Они помолчали.

– А теперь, мадемуазель Элиза, – сказал Пуаро, – расскажите мне о том, о чем вы так упорно старались умолчать.

Элиза встала и вышла из комнаты, но тут же вернулась с маленькой потрепанной записной книжкой в руках.