– Сестра Анжелика в точности подтвердила все, рассказанное нам самой Анной о жизни в приюте Святой Марии, откровенно поведала о ее матери, уехавшей из Квебека с каким-то французом, торговцем вин. В то время сестра Анжелика очень боялась, как бы ребенок не попал под дурное влияние своей матери. По ее мнению, Жизель бешено катилась под уклон. Но деньги пересылались аккуратно, и Жизель ни разу не заикнулась о свидании с ребенком.
– Значит, ваш разговор явился повторением уже слышанного нами сегодня утром?
– В основном, да. Но только более подробным. Анна Моризо ушла из приюта шесть лет тому назад, стала маникюршей, потом работала в дамской парикмахерской, была горничной. Она уехала из Квебека в Европу, поступив к кому-то служанкой. Когда сестра Анжелика наткнулась в газетах на сообщение о смерти Мари Моризо, она поняла, что речь шла именно о той самой Мари Моризо, матери Анны.
– А что известно о муже Жизели? – спросил Фурнье. – Теперь, когда мы знаем, что она действительно была замужем, ее муж может явиться недостающим звеном в нашем расследовании.
– Я уже думал об этом. Собственно, это и явилось причиной моего телефонного звонка. Жорж Леман, этот подлец в роли мужа Жизели, был убит в первые дни войны.
Он помолчал немного и вдруг резко спросил:
– О чем это я только что говорил? Нет, нет, не последняя фраза, а чуть раньше? Мне кажется, я, сам того не заметив, сказал что-то важное.
Фурнье постарался как можно подробнее пересказать, о чем говорил Пуаро, но тот лишь отрицательно качал головой.
– Нет, нет. Что-то другое. Ну, ничего...
Он повернулся к Джейн и постарался втянуть ее в общую беседу. Когда обед подошел к концу, Пуаро предложил всем выпить кофе в гостиной. Джейн согласилась и протянула руку за сумкой и перчатками, лежавшими на столе. И вдруг она вскрикнула.
– Что с вами, мадемуазель?
– О, пустяки, – засмеялась Джейн. – Я просто сломала ноготь, нужно его подпилить.
Совершенно неожиданно Пуаро сел обратно на свое место. Джейн и Фурнье в изумлении взглянули на него.
– Да, вот вам проделки человеческой памяти, – тихо сказал Пуаро.
– Мосье Пуаро! – воскликнула Джейн. – Что случилось?
– Только сейчас я вспомнил, почему лицо Анны Моризо показалось мне таким знакомым, – сказал он. – Да, я ее видел раньше. В салоне самолета в день убийства. Леди Хорбери посылала ее за пилочкой для ногтей.
Глава 25
Я БОЮСЬ
Это неожиданное открытие подействовало на всех троих настолько ошеломляюще, что они так и остались сидеть за столом в ресторане. Дело принимало совершенно новый оборот.
Глаза Пуаро были закрыты, лицо искажено, как в агонии.
– Одну минуту, одну минуту, – шептал он, жестикулируя. – Нужно подумать, увидеть и понять. Я должен все вспомнить, все с самого начала. О, проклятие, почему мне тогда так нездоровилось в самолете! Я был слишком занят самим собой.
– Значит, она, действительно, была в самолете, – сказал Фурнье. – Понимаю. Уже начинаю понимать.
– Я вспомнила ее, – вскричала Джейн. – Такая высокая, темноволосая. – Она полузакрыла глаза, напрягая память. – Леди Хорбери назвала ее Мадлен.
– Да, совершенно верно, Мадлен, – сказал Пуаро.
– Леди Хорбери послала ее в конец самолета, где были сложены вещи, за красным несессером.
– Значит, эта женщина прошла мимо кресла, в котором сидела ее мать? – спросил Фурнье.
– Да.
Фурнье тяжело вздохнул.
– Да, вот вам здесь все вместе: и мотивы преступления, и возможность для его совершения.
И вдруг со страстью, какую трудно было ожидать от меланхолика, он с силой ударил обеими руками по столу.
– Но,
– Я говорил вам, я уже говорил вам, друг мой, – чуть слышно произнес Пуаро. – Я очень скверно себя чувствовал.
– Да, да, это вполне понятно. Но в салоне были и другие люди, они-то чувствовали себя хорошо – другие пассажиры, стюарды.
– Все упустили это из вида, – сказала Джейн, – никто не обратил на это внимание, потому что все это произошло сразу, как только самолет оторвался от земли. А ведь Жизель оставалась живой и здоровой по крайней мере еще час или даже больше после этого. Ведь все говорит о том, что она была убита намного позже.
– Странно, – задумчиво произнес Фурнье. – Возможно, это был яд замедленного действия?
Пуаро тяжело вздохнул и схватился руками за голову.
– Я должен подумать. Я должен подумать. Не может ведь быть, чтобы все мои предположения оказались ложными?
–