– Ну и язычок у нее, – вернувшись, сказал Хоскинс. – Пилит мужа, мелет всякий вздор старому отцу. Небось часто бранила девчонку и теперь переживает. А девчонки обычно внимания не обращают на то, что им матери твердят. С них все как с гуся вода.
Инспектор Бланд прервал разглагольствования Хоскинса, попросив его позвать миссис Оливер.
Миссис Оливер несколько ошарашила инспектора своим видом. Он не ожидал такого феерического пурпурного великолепия и таких бурных переживаний.
– Я чувствую себя ужасно, – сказала миссис Оливер, опускаясь в кресло и заполнив его, как дрожащее пурпурное желе. –
Инспектор промычал что-то неопределенное, а миссис Оливер в упоении продолжала:
– Потому что, понимаете, это
Совершенно оторопев, инспектор Бланд решил, что миссис Оливер явилась к нему с повинной.
– И почему мне взбрело в голову сделать жертвой жену югославского атомщика? Правда, почему? – горестно вздыхала она и при этом нещадно теребила пальцами свою изысканную прическу – создавалось впечатление, что она была в легком подпитии. – Непростительная глупость! Можно же было сделать жертвой, скажем, младшего садовника, его необязательно было убивать – ведь мужчина может за себя постоять. А если и не может, то все равно он должен уметь постоять за себя. Если бы погиб мужчина, у меня было бы меньше неприятностей. Когда убивают мужчину, все воспринимают это довольно спокойно. Естественно, все, кроме его жены или невесты. Ну и кроме детей, конечно.
Это оригинальное суждение навело инспектора на некое подозрение относительно психического состояния миссис Оливер, тем более что до ноздрей инспектора донесся-таки легкий запах коньяка... Пуаро и в самом деле заставил ее выпить немного коньяку, ибо это было испытанное средство выведения из шока.
– Я не сошла с ума и не пьяна, – сказала миссис Оливер, вмиг догадавшись о мыслях инспектора, – хотя тот субъект и сказал, что я напиваюсь в стельку, вообще, это многие говорят, да и вы, наверное, тоже так думаете.
– Какой субъект? – спросил инспектор, тут же переключаясь с гипотетического младшего садовника на дополнительно введенного в драму, но вполне реального персонажа.
– Веснушчатый, с йоркширским акцентом, – пояснила миссис Оливер. – Так вот, повторяю: я не пьяна и не сошла с ума. Я просто расстроена. Очень
– Несомненно, мадам, это очень огорчительно, – сказал инспектор.
– И ужаснее всего то, что она
– Нет, вариант с сексуальным маньяком отпадает.
– Отпадает? Ну хоть за это слава богу... Или... не знаю... не знаю, что в таких случаях лучше... но если не маньяк... тогда кто же ее убил, инспектор?
– Я надеялся, что вы поможете мне выяснить это.
Инспектор считал, что миссис Оливер, безусловно, так или иначе спровоцировала трагедию. Не было бы игры – никому не пришло бы в голову убивать эту девушку.
– Я ничем не могу вам помочь, – сказала миссис Оливер. – Представить себе не могу, кто бы мог это сделать. То есть
– Прошу вас! – Инспектор с умоляющим видом поднял руку, чувствуя, как голова у него пошла кругом.
Миссис Оливер покорно замолчала, но было очевидно, что у нее в запасе еще много разных версий, хотя самому инспектору казалось, что все возможные варианты уже исчерпаны. Из всего предложенного ему изобилия он ухватился за одну фразу.
– Миссис Оливер, кого вы имели в виду, когда говорили о мужчине с моторной лодки? Вы его тоже выдумали?
– Кто-то сказал мне, что он прибыл на моторной лодке, – ответила миссис Оливер. – Не могу припомнить кто. Кажется, о нем упомянули за завтраком, – добавила она.