Эркюль Пуаро

– Но тогда в доме были бы обе женщины.

– Ах да, компаньонка. Но я не могу поверить, чтобы кто-то дожидался, пока компаньонка уйдет из дому, а потом влез и убил Кору. Не мог же он рассчитывать, что найдет в доме наличные или еще что-нибудь стоящее. Да и наверняка можно было выбрать время, когда обеих женщин не будет дома. И вообще, что за глупая блажь совершать убийство, когда в этом нет никакой необходимости.

– Вы считаете, убийство Коры не было необходимостью?

– Я не знаю, что и считать, настолько это все дико.

«Должно ли убийство иметь смысл? – размышлял про себя мистер Энтвисл. – Теоретически говоря, да. Но ведь известно и множество бессмысленных преступлений. Все зависит, – решил он, – от мышления убийцы».

Что, собственно, знал он об убийцах и их мышлении? Очень мало. Его фирма никогда не вела уголовных процессов. Сам он криминалистикой не увлекался. Насколько он мог судить, среди убийц всякие люди встречались. Некоторые, наподобие Седдона, отличались непомерным честолюбием. Другие, вроде Смита и Роуза, были как-то особенно привлекательны для женщин. Третьи были мелочными и алчными. Четвертые, как Армстронг, были просто приятными людьми. Эдит Томпсон жила в мире ирреального насилия. Медсестра Ваддингтон убивала своих пожилых пациентов с бодрой деловитостью.

Его размышления прервал голос Мод:

– Если бы только я могла держать его подальше от газет. Но он хочет читать их, а потом, естественно, расстраивается. Вы понимаете, мистер Энтвисл, что не может быть и речи о присутствии Тимоти на дознании? Доктор Бартон, если нужно, выдаст необходимую справку.

– На этот счет можете не беспокоиться.

– Слава богу.

Машина свернула в ворота Стэнсфилд-Грейндж. В свое время это была привлекательная, ухоженная усадьба с большим садом, но сейчас все выглядело несколько унылым и заброшенным. Мод вздохнула:

– Все заросло. Во время войны обоих садовников мобилизовали. Теперь у нас работает только один старик, да от него проку мало, хотя жалованье приходится платить большое. Должна сказать, это просто счастье, что можно будет потратить кое-что на дом и сад и привести их в порядок. Мы оба так любим это место. А я уже побаивалась, что нам придется продать виллу... Тимоти, само собой, я ничего такого не говорила, он бы с ума сошел.

Они подъехали к украшенному колоннами парадному крыльцу очень старого дома в георгианском стиле, который явно нуждался в ремонте и покраске.

– Никакой прислуги, – раздраженно выкладывала свои невзгоды Мод, пока они поднимались по ступенькам и входили в дом. – Приходят на несколько часов две женщины, и это все. Еще месяц назад у нас была постоянная прислуга – горбатенькая девушка с хроническим насморком и не очень сообразительная. Но она жила здесь, и какое же это было облегчение! К тому же она недурно готовила, если, конечно, не требовать от нее слишком многого. Но, можете себе представить, она попросила расчет и перешла к какой-то дуре, которая держит у себя шесть китайских мопсов. Там большой дом и, следовательно, больше работы, однако она все-таки ушла, потому что, видите ли, она «прямо обожает собачек». Собачки! Их без конца рвет, и грязь от них кошмарная. По-моему, эта девчонка просто ненормальна. Но, так или иначе, мы остались без прислуги. Теперь, если днем мне нужно куда-то выйти, Тимоти остается совершенно один, и, случись с ним что-нибудь, кто ему поможет? Правда, я ставлю телефон поближе к его креслу, так что он может позвонить доктору Бартону, если почувствует себя плохо.

Мод ввела юриста в гостиную, где около камина был накрыт к чаю стол, и ненадолго исчезла. Вернувшись с кипящим чайником, домашним кексом и свежими булочками, она захлопотала возле гостя.

– А что Тимоти? – поинтересовался он, и Мод объяснила, что отнесла мужу поднос с чаем, перед тем как уехать на станцию.

– Он теперь немного вздремнет, – добавила хозяйка дома, – и вам лучше всего побеседовать с ним после этого. Постарайтесь только не слишком волновать его.

Мистер Энтвисл заверил, что проявит максимум осторожности. Глядя на Мод, освещенную отблесками огня в камине, он внезапно понял, что жалеет ее. Эта женщина внушала ему искреннее сострадание. Такая крупная, практичная, здоровая, полная здравого смысла, но столь трогательно уязвимая в одном-единственном отношении. Ее любовь к мужу слишком уж походила на материнскую, решил мистер Энтвисл. Мод Абернети не произвела на свет ребенка, хотя была просто создана для материнства. Больной муж стал для нее ребенком, которого она холит и лелеет. И, будучи, вероятно, гораздо сильнее его по характеру, она, сама того не ведая, приучила его считать себя очень больным – при других обстоятельствах такого бы не произошло. «Бедная миссис Тим», – подумал про себя старый юрист.

II

– Хорошо, что вы приехали, Энтвисл.