Эркюль Пуаро

Сыщик рассказал ей о том вечере, когда сломалась его машина, и о Теде Вильямсоне, который стоял, мял в руке кепку и говорил, заикаясь, о своей любви и своих страданиях. Балерина слушала очень внимательно.

Когда он закончил, она сказала:

– Это трогательно, да, это трогательно...

Эркюль Пуаро кивнул:

– Да. Это сказка Аркадии, не так ли? Что вы можете рассказать мне, мадам, об этой девушке?

Катерина Самушенко вздохнула:

– У меня была горничная, Хуанита. Она была хорошенькая, да... веселая, светлая душа. С ней случилось то, что так часто происходит с теми, кому благоволят боги. Она умерла молодой.

Это были слова самого Пуаро – последние слова – окончательные слова... Теперь он опять их услышал – и все-таки упорствовал:

– Она умерла?

– Да, она умерла.

Эркюль Пуаро минуту помолчал, потом сказал:

– Мне не совсем понятен один момент. Я спросил у сэра Джорджа Сандерфилда об этой вашей горничной, и он, казалось, испугался. Почему это?

На лице балерины промелькнуло выражение отвращения.

– Вы просто сказали ему, что речь идет о моей горничной. Он думал, что вы имеете в виду Марию, ту девушку, которая появилась у меня после ухода Хуаниты. Она пыталась его шантажировать – по-моему, что-то узнала о нем. Она была мерзкой девицей, любопытной, вечно читала чужие письма и шарила в запертых ящиках.

– Это все объясняет, – пробормотал Пуаро.

Он минуту помолчал, потом продолжил, также настойчиво:

– Фамилия Хуаниты была Валетта, и она умерла после операции аппендицита в Пизе. Правильно?

Он отметил колебание Катерины, почти незаметное, но тем не менее она чуть помедлила, потом кивнула:

– Да, это правда...

Пуаро задумчиво произнес:

– И все же... есть одна мелочь... ее родные называли ее не Хуанитой, а Бьянкой.

Самушенко пожала худыми плечами:

– Бьянка, Хуанита... разве это имеет значение? Полагаю, ее настоящее имя было Бьянка, но она считала, что имя Хуанита более романтично, и поэтому предпочитала называться этим именем.

– А, вы так думаете? – Пуаро помолчал, а потом, уже другим голосом, сказал: – У меня есть другое объяснение.

– Какое?

Сыщик подался вперед и сказал:

– У той девушки, которую видел Тед Вильямсон, были волосы, которые он назвал похожими на золотые крылья.

Он придвинулся еще ближе. Его палец коснулся двух упругих волн волос Катерины.

– Золотые крылья, золотые рожки... Все зависит от того, как на них смотреть, видит ли человек в вас дьявола или ангела! Вы можете быть и тем, и другим. Или, может быть, это всего лишь золотые рожки раненой лани?

– Раненая лань... – прошептала Катерина, и ее голос был голосом человека, потерявшего надежду.

Пуаро тем временем продолжил:

– Все время описание Теда Вильямсона меня беспокоило – оно мне что-то напоминало, и это воспоминание было о вас, о вашем танце в лесу на сверкающих бронзовых ножках. Сказать вам, что думаю я, мадемуазель? Я думаю, что была одна неделя, когда у вас не было горничной, когда вы поехали в «Грасслон» одна, потому что Бьянка Валетта вернулась в Италию и вы еще не наняли новую горничную. Вы уже чувствовали ту болезнь, которая с тех пор овладела вами, и однажды остались дома, когда остальные отправились на целый день на реку. В дверь позвонили, вы пошли открывать и увидели... Сказать вам, что вы увидели? – Вы увидели молодого человека, простодушного, как ребенок, и красивого, как бог! И вы придумали для него девушку – не Хуаниту, а Инкогниту, – и несколько часов бродили вместе с ним по Аркадии...

Последовала длинная пауза. Потом Катерина сказала тихим, хриплым голосом:

– По крайней мере, в одном я вас не обманула. Я поведала вам правильный конец этой истории. Нита умрет молодой.

– О нет! – Эркюль Пуаро ударил ладонью по столу. Внезапно он преобразился – стал прозаичным, земным, практичным. – В этом нет никакой необходимости! Вам не нужно умирать. Вы ведь можете сражаться за свою жизнь, не так ли, как любой другой человек!

Она покачала головой – грустно, безнадежно...

– Какая жизнь меня ждет?

– Не на сцене, bien entendu![16] Но подумайте, есть и другая жизнь. Ну же, мадемуазель, будьте честной: ваш отец действительно был великим князем или, скажем, генералом?

Она неожиданно рассмеялась:

– Он водил грузовик в Ленинграде.

– Превосходно! Тогда почему бы вам не стать женой механика из гаража в деревне? И не родить детей, красивых, как боги, и, может быть, с вашими ножками, которые будут танцевать так же, как когда-то танцевали вы?

Катерина ахнула:

– Но это фантастическая идея!

– Тем не менее, – сказал Эркюль Пуаро с огромным удовлетворением, – я думаю, что она станет реальностью.

Подвиг четвертый ЭРИМАНФСКИЙ ВЕПРЬ

Поскольку третий подвиг Геракла привел Эркюля Пуаро в Швейцарию, он решил, что может воспользоваться этим и посетить некоторые места, до сей поры ему неизвестные.

Пару дней сыщик приятно провел в Шамони, на день или два задержался в Монтрё, а затем поехал в Андерматт, место, о котором слышал восторженные отзывы нескольких друзей.