– Мотив? – Кимптон фыркнул, точно обсуждение столь низменного предмета, как мотив, было недостойно его внимания.
– Да, мотив. Скотчер сделал ей предложение в тот самый вечер. Зачем же ей было убивать человека, которого она любила и который и так скоро должен был умереть от болезни?
– Я не знаю, и мне плевать, – отвечал Кимптон. – Сначала заставьте ее признаться, а там она сама расскажет вам, зачем ей это понадобилось. Мотив! Вы по-прежнему пребываете в ложном заблуждении, Пуаро, будто поступки человеческих существ поддаются рациональному истолкованию.
– Да, месье.
– А между тем никакой рациональности нет. Логики в поступках не существует. Я – живое тому подтверждение: я пытаюсь уличить Софи Бурлет во лжи и в то же время, неизвестно почему, верю, что ее слова об Айрис – правда. А ведь я куда более рациональный человек, чем многие, смею вас заверить.
– Кто это – Айрис Гиллоу? – спросил я.
Губы Кимптона сжались в тонкую линию.
– Мне очень хочется рассказать вам о ней. И я расскажу – сразу после дознания.
– Почему же не сейчас? – спросил Пуаро.
– Так будет проще, – сказал Кимптон. Он повернулся, чтобы уйти, но остановился в дверях. – Вас ждет сюрприз, джентльмены. Большой сюрприз.
– Под сюрпризом вы понимаете отравление как причину смерти? – спросил я.
– Нет. Под сюрпризом я понимаю нечто совсем другое. Но пока промолчу – вдруг я все-таки ошибаюсь. Хотя вряд ли.
С этими словами Рэндл Кимптон покинул комнату.
Глава 21
Тайна открытого гроба
Утром, после завтрака, Пуаро выразил желание поговорить со мной наедине и предложил прогуляться с ним вдоль реки. Я, по глупости, решил, что мы пойдем туда пешком, но оказалось, что мой спутник вовсе не имел в виду ничего подобного. На берег Арджидина нас должен был отвезти автомобиль, Хаттон уже обо всем позаботился, и меньше чем через час мы будем там.
В назначенное время появился водитель, и мы заняли места в салоне автомобиля. Наш путь оказался непрямым: сначала мы ехали подъездной аллеей, которая петляла, как только могла, а потом и вовсе свернула не в ту сторону, скорее уводя нас от цели нашего путешествия, нежели приближая к ней, хотя пешком от крыльца дома леди Плейфорд до реки можно было дойти за несколько минут. Видя, как обстоит дело, я решил не терять времени даром и сказал Пуаро:
– Вряд ли убийство Джозефа Скотчера как-то связано с новым завещанием. Ведь о нем стало известно только за обедом. А яд в один из его флаконов с лекарствами налили раньше.
– Стрихнин не обязательно был в его лекарстве,
– Пусть так, но суп все равно съели раньше, чем леди Плейфорд сообщила свою новость… Нет, мотив наверняка был иной. Если, конечно, убийца не Гатеркол и не сама леди Плейфорд. Никто, кроме них, не знал условий нового завещания до обеда. И вот еще над чем надо подумать: теперь мы уже не можем быть уверены в том, что Орвилл Рольф вне подозрений. Он так же легко может оказаться убийцей, как и любой другой. Больше того, именно он первым заговорил об отравлении. Тема яда присутствовала в его сознании, вот что интересно.
Пуаро улыбнулся.
– Все, что вы сейчас сказали, я уже обдумал, – произнес он, видимо желая сказать мне комплимент. – Но вы совершенно упустили из виду главную загадку этого дела.
– Какую же?
Пуаро показал, что не желает говорить об этом, пока мы не останемся одни, так что конец пути мы проделали в молчании.
Наконец мы прибыли.
– Арджидин, жентмены, – сказал шофер, поворачиваясь к нам и кладя локоть на спинку сиденья. – Пешком дорога короче вчетверо. Мне подождать тута?
Поблагодарив его, мы вышли из машины на берег, где дул сильный ветер. Вода в реке была серой и громко журчала, точно от беспокойства. Я сделал попытку пройтись, но ветер скоро вынудил меня оставить мою затею. Пуаро стоял на одном месте и сосредоточенно смотрел в воду. Так, судя по всему, он представлял себе прогулку.
– Задумайтесь над тем, что сообщил нам Орвилл Рольф, Кэтчпул, – спор о похоронах, который он подслушал, и о том, каким должен быть гроб: открытым или закрытым. Конечно, он мог все это придумать потом, когда был сам не свой, страдая от боли, или просто солгать нам, но я так не думаю. Слишком много совпадений.
– Не понимаю. О каких совпадениях вы говорите?
Маленький бельгиец просиял, когда я признался, что не понимаю его, – в точности, как когда я слово в слово повторил его мысли. Мог бы и определиться уже, каким я нравлюсь ему больше – тупым или умным.
– Джозеф Скотчер умер от яда, – продолжал он. – Зачем же еще бить его дубинкой по голове до полного уничтожения черепа? Например, затем, чтобы, как сказал Кимптон, отвести подозрение от истинного виновника, то есть от Софи Бурлет, из чьих рук секретарь принимал все свои лекарства.