Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

С этими словами она устремила на меня пронзительный взгляд такой силы, словно именно я был главным виновником этих пропаж. Я задумался, вспомнив историю о ее племяннике – похитителе конфет… Тогда она, кажется, тоже на меня сердилась. Неужели и впрямь подозревает, что это я таскаю кухонную утварь? С чего бы это, ведь я к кухне близко не подходил…

– Поговорим пока о Софи Бурлет и Филлис Чиверс, – продолжил Пуаро.

– Я? – Филлис задохнулась от возмущения. – Зачем обо мне говорить? Я ничего такого не сделала!

Софи, съежившись, сидела в кресле и не протестовала.

– Мотив мадемуазель Филлис вполне ясен: подслушивая во время обеда под дверью, она услышала, как Джозеф Скотчер сделал предложение сиделке Софи Бурлет. Ревность – могучее чувство, оно легко может толкнуть и на убийство.

– Я этого не делала, клянусь! – Филлис вскочила, вцепившись обеими руками в юбку. – Никого я не убивала! А если б и убила, так ее, а не его!

– Вот как, – произнес Пуаро. – Вы просто читаете мои мысли. Ревнивая женщина скорее убьет другую женщину, свою соперницу в любви, чем мужчину, ее драгоценный объект. Филлис Чиверс – не исключение. Джозефа Скотчера убила не она. Что касается Софи Бурлет, то каков мог быть ее мотив? Она любила Скотчера – это очевидно. Я понял это сразу, едва увидел их вместе. Однако, возможно, зная, что он скоро умрет, и веря в такую возможность…

– Софи не хуже всех нас знала, что Скотчер ничем не болен, – вмешалась Клаудия. – Глупо, что она до сих пор притворяется, как будто его доброе имя еще можно спасти.

Софи сидела не двигаясь. И молчала.

– Зная, что человек, которого она любит, скоро умрет от страшной болезни, или, напротив, понимая, что он ничем не болен и будет притворяться до конца своих дней, вынуждая тем самым к притворству и ее, Софи Бурлет могла дойти до той степени отчаяния, когда убийство представляется единственным выходом, – сказал Пуаро. – Не исключено также, что любовь Софи к Скотчеру была столь сильна, что его обман она восприняла как предательство и потому решила его убить.

– Ни одна из этих теорий не кажется мне достаточно убедительной, – сказал Рэндл Кимптон. – Обе слишком расплывчаты. И все же это наверняка сделала именно Софи, иначе зачем ей лгать про Клаудию, дубинку и остальное?

– Эта теория недостаточно убедительна, доктор Кимптон, потому что Скотчера убила не Софи.

– Что? – переспросил Кимптон, глядя на Клаудию. – Да ладно вам, старина, это наверняка ее рук дело.

– А если не ее, то чьих же? – раздраженно спросила Клаудия.

Софи встала. Сегодня, впервые со дня смерти Скотчера, она аккуратно оделась, причесала и убрала волосы – и стала почти похожа на себя прежнюю.

– Я должна сделать одно признание, – заговорила она. – Прошу прощения, месье Пуаро, за то, что перебиваю вас сейчас. Я должна была сказать вам об этом сразу – мне так жаль, что я этого не сделала! Но я не сказала вам ни тогда, ни потом, в Баллигуртине, ни сейчас, пока мы делали эксперимент в утренней гостиной…

– Эксперимент? – подхватила леди Плейфорд таким тоном, точно услышала непристойность, которая испокон веков не звучала и не должна была звучать в стенах ее дома.

– О нем я расскажу несколько позже, – ответил ей Пуаро. – Прошу вас, продолжайте, – снова обратился он к Софи.

Та стояла, выпрямив спину, сплетя пальцы сложенных поверх юбки рук. Вся ее поза наводила на мысль о прилежной ученице, которая вышла на сцену, чтобы исполнить соло в школьном концерте.

– Я солгала вам кое в чем важном. Я знаю, многие здесь решат, что тот, кто солгал однажды, солжет еще тысячу раз, однако я привыкла быть честной. И не люблю лгать. Но иногда… В общем, я тут кое-что подсчитала, и мои подсчеты привели меня в панику.

– Что вы там такое бормочете, вы, чертова кукла? – спросил Кимптон.

– Хотите, я расскажу за вас? – предложил вдруг Пуаро. – Вы будете говорить сейчас о белом пеньюаре Клаудии Плейфорд, не так ли?

От удивления Софи раскрыла рот.

– Как вы узнали? Вы же не могли этого знать!

– Пуаро знает все, мадемуазель. Я спрашивал вас – это был один из первых вопросов, которые я вам задал, – во что была одета Клаудия Плейфорд, когда вы видели, как она била Джозефа Скотчера дубинкой по голове. И вы сказали мне, что на ней был белый пеньюар поверх ночной сорочки. Я сразу понял, что это неправда. В белом пеньюаре она сошла вниз, услышав ваши крики. Я сам видел его – на нем не было ни капли крови. А я всегда замечаю любые несовершенства костюма. И сразу сказал себе тогда: «Софи Бурлет лжет – либо о том, что Клаудия Плейфорд била Скотчера по голове, либо о том, во что она была одета».

– Я видела ее, – прошептала Софи. – Чем угодно клянусь.

– Да, вы ее видели, – согласился Пуаро. – В том же зеленом платье, что и за обедом, n’est-ce pas? Однако вы помнили, что, когда она вновь появилась внизу, вместе со всеми, кто сбежался на крик, на ней был белый пеньюар. Вы не понимали, когда она успела сходить наверх, переодеться, спрятать испачканное зеленое платье и вновь спуститься. И решили солгать, на всякий случай.