Ермак

Потому и пришлось, назначив главою человека знатного, все же посылать за Камень служилых казаков и стрельцов. Вот тут-то и пал жребий на Мещеряка, Черкаса и других ермаковцев, которые рвались в Сибирь, будто там их ждало Царствие Небесное.

Племянник знатного боярина, но молодой и неопытный Василий Борисович Сукин — воевода был никакой! В конце Ливонской войны служил он при дворе Царя Ивана в незаметном чине «стряпчего с государевы чеботы», а в последнее время жизни грозного Царя был в Кремле стрелецким головою. В боях не бывал, пороха не нюхал. Но стараниями многих думных людей, в том числе и дьяка Урусова, был ему дан в помощники боец бывалый, опытный и лихой — Иван Мясной. Да вели своих казаков-ермаковцев закаленные Мещеряк, Черкас, Галкин, Иванов, Ильин... Девяносто человек, вышедшие из Сибири, все возвращались обратно, именуя себя «старая дружина».

— И что вы туды так рветесь?! Жили бы в Москве, на покое! — провожая Черкаса, сетовал Алим, потеряв надежду выдать за него свою младшую дочь. Повинился перед несостоявшимся тестем Черкас, когда узнал со слов Мещеряка, что его в Сибири жена ждет, с мальчонком махоньким!

— Да кака она табе жена! Она ж татарка! — говорил Алим.

— Кака она татарка? — гудел Мещеряк. — Она — крестилася! Ее отец, головой рискуя, нам харчи возил! Каки они татары?

— А кто ж они?

— А как мы — христиане.

— Тьфу!

— Прости, дорогой хозяин, — падая в ноги, говорил Черкас. — У меня там, за Камнем, сердце осталось. Я человек хоть и не венчанный, а женатый! Я ведь и не скрывал.

— Да полно! — подымал его с колен Алим. — Я не в обиде. А все же жилось бы вам тут хорошо, на покое, — нет, вон в страх какой ворочаетесь!

— Она жизня такая, что не поймешь, где покой, а где война! От войны не убежишь! — гудел Мещеряк.

Как в воду глядел! На долгие годы заполыхала, со смертью Бориса Годунова, московская смута. Пошли жечь Москву и всю Русь поляки да запорожцы, ведомые Лжедмитриями, коим и счет был потерян! Надолго залила кровью и огнем Московское государство гражданская война.

А Сибирь — устояла! И умножились в ней города и села. Пока наконец не был возведен на престол трудами казака Ивана Межакова и прочих людей незнатных Государь Всея Руси помазанник Божий Михаил.

Но этого не могли знать и предвидеть казаки, шедшие с обозом в желанную им далекую Сибирь.

Теперь Москва резко изменила тактику и брать из-гоном города и урочища татарские казакам категорически запретила. Учитывая опыт взятия Казани, московские стратеги решили брать Сибирь обкладом, как в оное время брали Казань.

Отряду Василия Сукина было приказано срубить на высоком берегу Туры и устья реки Тюменки, на месте древней столицы тобольских татар Чимги-Туры, — Тюменский острог. И, закрепившись на Туре, не предпринимать никаких попыток к овладению Кашлыком.

Тюменский острог был поставлен быстро, и через год воеводы затребовали подкреплений из Москвы, для дальнейшего продвижения к Тоболу и Каш лыку.

В Сибирь был отправлен письменный голова из Ряжска Чулков, который привел дополнительно несколько сот стрельцов.

Переформировавшись в Тюменском остроге, соединившись с отрядами Черкаса и Мещеряка, Чулков спустился по Туре и Тоболу на Иртыш и в пятнадцати верстах от Кашлыка, занятого татарами, стал рубить Тобольский острог.

Ослепший беркут

Взглянуть на мертвого Ермака Кучум прибыл последним. Не слезая с коня, он подъехал к помосту. Вопившая и плясавшая толпа пала на колени — лицами в землю и теперь походила на россыпь покатых безмолвных камней. Даже дыхание их не было слышно, только гудели синие трупные мухи, столбом стоявшие над покойником.

Лицо Ермака было закрыто куском ткани. Слуги было кинулись стянуть ее, но Кучум остановил. Он посмотрел на босые раздутые сизые ноги утопленника и представил на секунду, что там под тряпкой. Не таким хотел он видеть Ермака...

Вот если бы его привели связанного, со льдом страха в глубине глаз, который так нравился хану. Он любил видеть этот лед в глазах всех, кто смотрел на него.

Если бы можно было сначала ласково порасспросить Ермака, зачем он шел сюда, почему по татарским улусам ползет и крепнет слух, что именно Ермак — князь сибирский истинный. А потом медленно, по капле вытянуть из него, выцедить жизнь. Чтобы ой превратился в кровавую тряпку, в липкую тушу без кожи, которая бы еще жила, еще бы испытывала боль, трепетала...

Может быть, тогда бы утихла ненависть и жажда мести в душе у Кучума, а так... Ну, лежит труп утопленника, вытащенный из реки... Кто это? И можно ли быть уверенным, что завтра этот Ермак не появится на своих лодках еще на какой-нибудь реке?

Если бы можно было вернуться назад! Если бы той осенью он не ждал Алея, а встретил бы Ермака на суше — там, в горах, пока они тащили на себе свои проклятые лодки. И их можно было брать голыми руками. Их нужно было давить конями, заваливать трупами, но остановить на суше, пока они не вышли к реке...