Ермак

Окончив строительство Тобольского острога, Чулков отправился поближе к столице Кучумовой — Каш-лыку, где засел ныне Сеид-хан. Его поразило, как бывшие при нем казаки знают здесь каждый холм, каждый кустик. Они ехали молча и так же молча, сняв шапки, смотрели на стены возвышавшейся крепости. Только одну фразу расслышал Чулков.

— Узнаешь место? — сказал Черкас. — Тута как раз Карача стоял...

Атаман Мещеряк не ответил, пристально глядя на Кашлык. И вид у него был как у волка, готового броситься на добычу. Потому к самим стенам Чулков их не послал. Отправленные туда стрельцы сказали, что Сеид-хан хочет вести переговоры и вообще познакомиться с соседями.

— Зовите, зовите! — заторопился Чулков. — Мы гостям завсегда рады. Пущай приезжает! Встретим по достоинству его.

Бывший ряжский голова решил блеснуть своим знанием дипломатического этикета. С утра мотались, как угорелые, стрельцы, тащили в атаманскую избу лавки, заново выстругали стол. Пекли, жарили гусей-лебедей, доставали заветные бочки ради угощения знатных гостей.

— Я бы их попотчевал! — скрипнув зубами, не сдержался Мещеряк.

— И думать не моги! — взвился Чулков. — Вы уж тут потрудились...

— Что? — сказал сумрачный Черкас. — Али вам труды наши не в пользу? Не мы ли, казачьими головами, Сибирь-страну взяли?

— Взять-то взяли! — съехидничал Чулков. — Да не больно удержали. Тут умом надо, а не кулаками...

— А где ж ты такой умный был, когда мы здесь с голоду пухли? — вскидывая голову и белея, сказал Мещеряк.

— Ребятушки... Ребятушки... — миролюбиво успокаивал их Чулков. — Дайте срок, со всеми сочтемся... дайте срок. А пока что мы люди государевы, а Государем велено миром дело кончать...

— Это вы — люди государевы! — сказал, уводя друга от беды, Черкас. — А мы — вольные казаки.

— И ты, воевода, об том помни! Помни, воевода! — выталкиваемый в двери избы, кричал Мещеряк.

Гостей ждали к обеду. Полста казаков да тридцать стрельцов выстроились у ворот и на стенах. Звонарь ударил в колокол, когда от леса показались всадники.

— Едут! — удовлетворенно сказал Чулков. — Ну, здесь-то мы с ними уговор учиним. — Он сбежал с острожной башни, сбросил на руки слуге шубу и собрался выйти навстречу подъезжающим, как услышал истошный голос Мещеряка:

— Затворяй ворота! В мать и в душу! Фитили к пищалям! Стрелкам на стену!

— Ты это что! Ты что, ополоумел? — закричал Чулков, кидаясь по лестнице обратно наверх.

— Поглянь, как оно? — сказал Черкас.

От леса шла лавина конных и пеших татар. Чулков обомлел.

— Двести — один, два, три... двадцать, — вслух считал стрелец. — Триста.

— Вон твой Сеид-хан, — сказал Мещеряк Чулкову.

— Такого уговору не было! Не было, с воями идти! — лепетал воевода.

А снизу уже стучали в ворота:

— Отворяй! Принимай гостей!

— Пять сотен воев, — сказал стрелец. — Да еще мурз с ханом с полста.

— По осьми татар на брата... Эх, погуляем! — весело скалясь, подсчитал одноглазый казачок, вытаскивая саблю. — Эх, весело!

— Тут от нас одни головешки останутся! — сказал Чулков. — Боже мой, сколько ж их...

— Не боись, боярин, — веселились казаки, сбрасывая парадные чекмени и обряжаясь в толстые тегилеи... — И тебе татарин достанется!

Чулков, собрав всю свою волю и унимая дрожь в руках, цыкнул на них. И, свесившись через бревна верхнего ряда, прокричал:

— Сеид-хан...

— Здесь я! — ответил хан, выезжая на кровном аргамаке, без страха, прямо под стену.

— Мы так не договаривались. Сам посуди! Нам такую ораву не принять! Они и в остроге не уместятся. Давай уговоримся: ты с мурзами заходи, а вой пущай за острогом стоят.

— Нет! Пусть вой меня сопровождают.

— Никак невозможно! — кричал Чулков.

Пошел торг.

Вот тут Чулков явил себя во всей красе. Обретая все большую уверенность, он словно бы не слышал ни насмешек, ни издевательств слуг Сеид-хана, упорно выторговывая свое.

— Наверное, у тебя, воевода, нет припасов, чтобы угостить моих воинов! — смеялся Сеид-хан. — Не стесняйся, скажи — мы принесем свои! Твоих людей покормим. Они, наверное, отощали... Они у тебя с голоду не умирают, как те, что зарыты в Кашлыке? Скажи прямо — будем дружбу водить, я тебе помогу. У меня большие стада.

— Помилуй, Сеид-хан, — отвечал Чулков. — Крепость наша маленькая, где твоим людям разместиться, да еще с конями. Пущай шатры ставят, мы их угостим знатно.

— Еще как угостим! — прошептал одноглазый ка

зак, стоявший рядом с Черкасом. — Мы вам, собакам, помянем тех, что в Кашлыке лежат. Верно я говорю, атаман? -

Черкас молчал, словно окаменел. Зато Мещеряк постанывал от бессилия и катал лбом по липкому бревну.

Торговались полчаса, а то и дольше. Наконец сошлись на том, что в крепость войдут сто человек с оружием, без коней.

— Может, ты опасаешься, что мои люди твоих побьют? Так не ходи! — кричал охрипший Чулков. — А то — не бойся, мои вой тихие!

— Выходи лучше ты к нам! Мы лучше на берегу дастархан накроем! — отвечал Сеид. — А вой твои никуда не годятся. Это я знаю! Бабы, а не вой!

— Нет! — отвечал Чулков, будто и не слышал. — По государственному чину мне к тебе идти не положено. Иди ты к нам! Иди, не бойся. А то угощение пропадает. Жаркое стынет.