Ермак

Красавица улыбнулась, переглянулась с юными рабынями и сказала:

— Оставь, Кильсана! Пусть споет Карача свою песню. Дайте ему чонгур!

Карача весело сказал рабыне:

— Видишь, сама великолепная Сузге пожелала послушать мое пение! — Он взял чонгур и костлявыми пальцами провел по струнам, — они жалобно прозвенели. Седобородый мурза забыл хана, Искер, казаков — он не сводил узких хищных глаз с Сузге. Он поклонился ей и предложил:

— Прекрасная из прекрасных, я спою о твоих прелестях!

Ханша благосклонно склонила голову. Карача забряцал по струнам и запел:

Твои брови тонки, как новый месяц,
Свежей розой заперт жемчуг зубов,
Весело горит молодой огонь в твоем очаге,
красавица,
А когда ты смеешься — ночь озаряется светом…

Сузге лукаво взглянула на Кильсану, девушка рассмеялась.

— Ах! — обозлился Карача и хотел ударить ее чонгуром, но насмешница укрылась за ханшей.

Сузге рассмеялась.

— Не сердись, старик! — приподнимаясь с подушек, строго сказала она. — Что скажет повелитель, если узнает, что ты стараешься стать утешителем его жены?

— Ох, всемилостивая, — упал на колени мурза и, подползши к ложу красавицы, схватил ее руку и поцеловал. — Прости, прекраснейшая! Да благословит аллах дни твои и хана Кучума. Он ждет тебя в Искере…

Сузге поднялась во весь рост, стройная и недоступная. Черные волосы ее рассыпались по белому шелку халата.

— Скажи хану Кучуму, я никогда к нему не пойду! — резко и властно приказала она.

Ее слова прозвучали, как удар бича. Карача втянул голову в плечи и сгорбился. Подняв молящие глаза, он робко напомнил:

— Но он великий хан. И… и сюда идут русские…

— Он дряхлый, слюнявый старик, и я не хочу больше идти с ним по одной дороге. Пусть придут сюда храбрые воины, если у хана не стало своих! Иди и скажи Кучуму!

Черные глаза Сузге вспыхнули. Смуглая рабыня схватила опахало и стала размахивать им. От жаровен шел зной, и щеки ханши пылали заревом.

— Уходи, Карача, — я слышу топот русских коней. Скажи хану — лучше умереть молодой от руки воина, чем ласкать дряхлое тело. Прошлого не вернешь! — Она склонила пылающее лицо, помолчала с минуту и глухим голосом закончила: — Спеши, Карача!

Как побитый пес, мурза ушел из Сузгуна. Пронзительный холодный ветер снова охватил его и стал шарить по стынущему телу. Влажные листья осин падали ему в лицо. Шумели старые березы. Внизу, во тьме, бушевал Иртыш. На горе по-прежнему светился золотой огонек…

4

У Карачи не хватило мужества сказать правду хану. Он склонился перед Кучумом и скорбно оповестил:

— Она больна… Страшные струпья покрыли ее лицо…

Хан отодвинулся от. мурзы. Потом задумался, нервно теребя редкие седые волосы в бороде, но думал уже не о Сузге, а о своем. «Степь вспоила и вскормила меня, — подумал он и решительно поднял голову. — Она даст мне и силы снова выйти против русских!»

Хан поднялся и сказал Караче, всем мурзам и князьям, которые толпились в его шатре:

— Садитесь на коней. Вот стрела моя, и пусть она облетит все аилы[54], пастбища и становища. Слава аллаху, он пошлет нам воинов пылких и смелых. Мы вернем Искер, все наши земли и все наши воды!

Он передал ближайшему мурзе стрелу, и тот поспешно вышел из шатра. Один за другим выходили близкие хана и садились на оседланных резвых коней…

Из-за туч вырвалась луна, осветила Искер и засверкала на водах Иртыша, когда Кучум поднялся в седло и поехал по кривым улочкам своего становища. Светились огни, и во дворах плакали женщины.

Опустив голову, старый хан безмолвно выехал из Искера. Темный холм высоко поднимался в мрачном небе, а впереди шумела печальная роща, роняя последнюю листву. Это — старое ханское кладбище, и Кучум невольно замедлил бег коня. Остро пахнет осенний прелый лист, среди оголенных кустов белеют каменные надгробия. И сразу Кучума окружили видения прошлого.

Вот высится могила его брата Ахмета-Гирея. Его убили подосланные убийцы из Бухары. Брат, подобно ему, был великий женолюбец и взял в жены дочь бухарского князя Шигея — чернобровую двенадцатилетнюю девочку Салтаным. Скоро он пресытился ею и отдал своему конюху Айсе, чем нанес роду Шигея оскорбление. Шигей и подослал убийц.

«Ах! — крепко сжал удила Кучум. — До сих пор я не отомстил за Ахмет-Гирея! Ради этого стоит жить!» Хан стегнул по коню, копыта часто застучали по каменистой земле, мелькнуло надгробие первой жены Кучума — Галсыфат… «Как давно это было!» — скорбно подумал хан.

Кругом был мрак и бесприютность. Мурзы скакали в отдалении молча, и такая смертная, невыносимая тоска овладела ханом, что он сомкнул глаза, чтобы никуда не смотреть и ничего не видеть.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ СИБИРСКАЯ ЗЕМЛИЦА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1